Опасная профессия

В третьем томе, уже в первой главе «Обреченные», формирование РОА и других русских и украинских соединений, воевавших на стороне вермахта, объяснялось массовым крестьянским недовольством колхозами и совхозами:

«Кто помнит великий исход населения с Северного Кавказа в январе 1943 – и кто даст его аналог из мировой истории? Чтобы население, особенно сельское, уходило бы массами с разбитым врагом, с чужеземцами, – только бы не остаться у победивших своих, – обозы, обозы, обозы, в лютую январскую стужу с ветрами!

Вот здесь и лежат общественные корни тех добровольческих сотен тысяч, которые даже при гитлеровском уродстве отчаялись и надели мундир врага. Тут приходит нам пора снова объясниться о власовцах. В 1-й части этой книги читатель еще не был приготовлен принять правду всю… ему выставлена была только насторожка, приглашение подумать. ‹…› В 1-й части я говорил о тех власовцах, какие взяли оружие от отчаяния, от пленного голода, от безвыходности. ‹…› А теперь отодвигать дальше некуда, надо же и о тех сказать, кто еще до 41-го ни о чем другом не мечтал, как только взять оружие и бить этих красных комиссаров, чекистов и коллективизаторщиков ‹…› естественно было повторить прием самого большевизма: как он сам вгрызся в тело России, ослабленное Первой мировой войной, так и бить его в подобный же момент во Второй!» (Париж: YMCA-Press, 1975. Т. 3. С. 30–31).

Здесь с самого начала неизвестно кем придуманные события, которых не было и не могло быть. Никакого «великого исхода населения с Северного Кавказа в январе 1943 – обозы, обозы, обозы в лютую январскую стужу» не существовало. Я сам, тогда еще семнадцатилетним юношей, весной 1943 года с эшелоном новобранцев маршевой роты для пополнения Таманского фронта двигался в эшелоне, составленном из товарных теплушек с нарами, вдоль всего Северного Кавказа (см. главу 1). От Моздока, недалеко от Грозного, до Краснодара по недавно освобожденным районам эшелон шел неделю, железную дорогу еще полностью не восстановили, и поезд часто и подолгу стоял на станциях возле станиц. Местное население, в основном женщины, девушки, старики и дети, приходили к составу, приносили молоко, сало, жареных цыплят, вареный или печеный картофель, кукурузные початки, местный табак. Иногда просили подвезти их до следующей станции или в город, одна девушка ехала в нашем вагоне целый день. До сих пор в памяти эти сцены. Местные жители знали, что у новобранцев нет денег. Мы им давали соль, которой наполнили котелки на какой-то станции при подъезде к Махачкале, – там соль с местных каспийских разработок нам дарило местное население. Никакого «исхода» обозами с этой территории не могло быть. Свою армию они приветствовали, нас жалели: «…таких совсем молодых уже берут…» Это я слышал чаще всего. Большинство моих товарищей тоже были семнадцатилетними. Немецкая армия в январе отступала от Моздока слишком стремительно, без боев. Вся территория от Моздока до Армавира была освобождена за десять дней. В начале февраля Красная Армия готовилась к форсированию Дона, приближаясь к Ростову-на-Дону. Оккупация немцами Северного Кавказа была в августе – ноябре 1942 года слишком короткой. В большинстве станиц и сел Ставропольского края немецкую администрацию не успели установить. Колхозы и совхозы продолжали существовать на всей оккупированной территории, никто землю не делил. Крестьяне не имели в январе 1943-го лошадей с телегами или санями для обозов и не смогли бы уехать, даже если бы и пожелали. Лошадь вообще не могла в то время быть личной собственностью. Значительную часть колхозных лошадей мобилизовали в армейскую службу тыла еще в начале войны. Да и не стали бы крестьяне массами уходить из станиц на санях в «январскую стужу с ветрами». Куда? Где они получат землю?