Опасная профессия

– Не сомневаюсь, что вы, молодой человек, именно оттуда их и взяли. Будь это Константин Алексеевич, не сомневайтесь, на любом аукционе, даже подпольном, вы бы сорвали куш в несколько сотен тысяч евро, может, больше. Но могу вас уверить, это не он. Я бы сказал, возможно, кто-то из его учеников, продолжателей славной культуры отточенных мазков кисти, к примеру, ранний Герасимов или неподражаемый Машков. Или Серов, столь же бесподобно начинавший, как и его незабвенный учитель…

– Так это они? – нервно дергаясь, спросил Копейкин, чувствуя, как барыш ускользает из его рук. – Вернее, кто-то из них?

– Если так, полагаю, на тех же торгах вы получили бы не меньше сотни-другой тысяч евро, но уже за все три работы. Замечательные работы, подчеркну, филигранной точностью исполнения соперничающие с кистями самого мастера.

– Ну, так что?

– Увы, молодой человек, и тут я вас разочарую. Ни один из учеников Коровина не подписывал свои работы его именем. Больше того, не делал в нем столь очевидную ошибку, портящую все впечатление о мастере. Сознательную ошибку, подчеркну, чтоб не вводить в заблуждение специалистов, а только лишь барыг, скупающих бесценный товар на вес, как какие-нибудь бочки нефти. Видимо, Вороватый из их числа, купил продукцию, польстясь на имя, оптом, как в лавке. Даже могу предположить, у кого он и приобрел холсты. У незабвенного нашего художника из народного театра, не раз расписывавшего декорации, подобно Бенуа или…

– Черт, так чьи это картины? – не выдержав, вскричал Копейкин.

– Я к этому и веду. Только один художник так замечательно копирует мастеров прошлого – Холстинин. Его работы вы и стащили у Вороватого, именно их и приобрел банкир, пытаясь пустить пыль и себе в глаза и другим. У банка-то, я слышал, дела так себе идут, почему бы и не показать форс напоследок. Авось еще покрутиться позволят.

Копейкин не стал больше слушать, выругавшись непечатно, он выхватил холст, протопал по нему взад-вперед новыми начищенными до блеска ботинками и выскочил за дверь.

– Петр Петрович, простите, недоглядели, – только и сумел вымолвить начальник охраны Вороватого, прижатый банкиром к стенке.

– И это все, что ты мне можешь сказать? – рыкнул хозяин. – Все, что можешь? Ты понимаешь, что меня под монастырь подвел?

– Но я в мыслях не держал, что один из членов клининговой…

– Уборщики они, заразы, а один так и вовсе грабитель! – оборвал причитания Вороватый. – Как можно было недосмотреть, как, ответь же!

– Но, Петр Петрович, у них и доступа на ваш этаж отродясь не имелось. Да и кто мог знать, что вас на месте не будет, а сигнализацию вы не включаете…

– То есть, я же и виноват. И это за день до того, как ко мне акционеры приедут, покупать картины Коровина, а еще Серова, Перова, черт, забыл уж кого еще. Всех, всех отнимут, кровососы! Прослышали, что дела пошли так себе, в кредитах третий фонд отказывает. А теперь еще подумают, будто у меня картины ворованные, раз я перед самой продажей их, по твоей милости, «украл».

– Но Петр Петрович…

– Заткнись и думай, что мне делать. Из-под рук увели миллионы, миллионы. И ведь сейф, гад, вскрыл, а только деньги на взятку оценщику увел. Как знал. И достать больше негде, попробуй сговорись с кем на большую сумму. Не дадут больше, никак не дадут.

Вороватый схватился на остатки шевелюры и ткнул локтем начальника охраны, поспешно выскочил в коридор. Будто гнался за ним кто.

Шесть олимпийских драхм

Известный на весь Спасопрокопьевск и окрестности медвежатник Влас Копейкин снова оказался востребован. На этот раз, его услугами решил воспользоваться сам вор в законе Коробов, по прозвищу Паленый, нет, вовсе не из-за изуродованной утюгом щеки так прозванный, кличка приклеилась к нему еще раньше, в конце восьмидесятых, когда тот только-только вставал на преступный путь и в меру сил и умения начал торговать самодельным самогоном не шибко высокого качества, зато в количествах, превосходящих самые смелые мечты его подельников. Теперь же Паленый, после шести ходок на зону, заматерел и более-менее остепенился – именно последним обстоятельством и было продиктовано его решение пригласить Копейкина обчистить известную блогершу Нонну Кочубей, Анфису Самозванцеву, если по паспорту величать. Паленый перестал воровать сам, а за последние годы еще и заделался знатоком прекрасного, да только пополнять растущую коллекцию другими способами пока не научился. Вот и приглашал к себе того или иного мастера, расширить собрание диковин с помощью средств, перечисленных в уголовном кодексе.