Не знаю, звонил ли Павлов кому-нибудь, скорее всего не бездействовал, но статья была опубликована — с жеваным заголовком «Требование времени». По иронии судьбы случилась такая забавная коллизия: на пленум обкома партии (или это была партийная конференция, я уже не помню, где обсуждалась статья) поехал представителем ЦК КПСС тот самый бывший заведующий отделом пропаганды Халдеев, который снимал меня с работы, и он был вынужден «проводить партийную линию», то есть поддерживать критическое выступление «Правды», мое выступление. Было, как говориться, чему улыбнуться.
Самое интересное, пожалуй, началось в 1966 году, когда у нас в сельхозотделе сложилась своеобразная внутренняя группа из «новых правдистов». Получилось так, что редактор отдела занимался главным образом оперативными делами (сев, уборка урожая, сенокос и прочее), а я, став заместителем редактора — экономикой, социальными проблемами села и другими не сиюминутными вопросами. Поначалу не хотел браться за административную работу, но Зародов настаивал: «не зря же мы тебя сюда брали, рано или поздно тебе придется стать и редактором отдела, никуда ты от этого не денешься». Нет, это не сбылось, но тогда он уговорил меня, что для всей нашей команды необходимо, чтобы я взялся за организационную работу, если собираемся что-то сделать в «Правде». Да и у меня после того, как я «загремел» из «Советской России», все уже поулеглось, поуспокоилось. Меня тоже разбирал какой-то зуд — не просто написать отдельную статью, а формировать определенную линию в газете. И вот в это время в редакцию пришел Лисичкин.
Легко сказать — пришел. Его, собственно говоря, потихоньку выживали из «Известий». Может быть, сказалось то, что он был приглашен туда во времена Аджубея. Может быть, не складывались отношения с новым руководством, но главным все-таки было другое. Он выпустил «План и рынок», книгу, которая вызвала очень большое неудовольствие в высоких партийных кругах и подверглась критике. Я оцениваю эту работу как самую радикальную для того времени постановку вопроса о необходимости рынка. Конечно, сейчас Лисичкин сам углубил бы какие-то положения книги, но в те времена она была действительно новаторской и немыслимо смелой. Позднее, читая, скажем, Александра Вацича, Поповича и других крупных экономистов Югославии, я убеждался, что Лисичкин находился под большим влиянием их трудов. Но, наверное, это-то особенно и раздражало наших партийных и хозяйственных руководителей, они со сталинских времен терпеть не могли Югославию — за строптивость, за избранный ею путь независимости, неприсоединения, самоуправления и рынка. Лисичкина же, как и многих из нас, особо интересовала проблема рынка в условиях господства общественной собственности, чем югославские экономисты занимались основательно.
Позволю в связи с этим небольшое отступление. В начале горбачевской перестройки было модно говорить об отставании экономической науки. Слыша это, я всегда задавал вопрос: объясните мне, от кого отстали Чаянов, Кондратьев, Юровский, Челинцев… — те репрессированные (мы привыкли уже употреблять это иностранное слово вместо «убитые») экономисты, которых в годы перестройки реабилитировали — только за один раз пятнадцать человек?
Сегодня я думаю о четырех поколениях советских экономистов, каждое из которых оказалось перед необходимостью сказать свое слово в науке, и об их судьбе. А, может быть, точнее было бы вести речь о четырех высоких волнах экономической мысли, поскольку порою одни и те же люди оказывались в центре событий разного времени.
Первое поколение — экономисты 20-х — 30-х годов, некоторых из них я выше назвал. Они сказали свое слово: Чаянов — «кооперация». Столетие со дня его рождения отмечали не только у нас, даже более почтительно не у нас, а в Латинской Америке, в Италии и других европейских странах, где развита кооперация. Кондратьев сказал: «длинные циклы». Его выводы использовали тоже во всем мире и долгое время игнорировали у нас. Юровский — соавтор денежной реформы, золотого рубля… Другие экономисты того времени также были широко известны своими трудами, связанными с идеями нэпа. Представителей этой волны физически уничтожили.