Опасная скорбь

Если сэр Бэзил и был удивлен, то чувств своих постарался не выдавать. Его тяжелое лицо с коротким мясистым носом и морщинами по углам рта осталось внимательным и усталым. Поистине поразительно! Несколько недель его семья была погружена в скорбь и охвачена взаимными подозрениями. И вот наконец это бремя пало с плеч, и кто как не сэр Бэзил должен был ощутить неслыханное облегчение! Каким бы чопорным и заносчивым аристократом он ни был, он не мог не сознавать, что виновным может оказаться и муж его дочери. А ведь сэр Бэзил и Араминта (Монк не раз это замечал) были действительно привязаны друг к другу. Она единственная в семье унаследовала от отца властность, чувство собственного достоинства и несгибаемую волю. Хотя Уильям не мог судить об этом с полной уверенностью, поскольку никогда не видел вживую Октавию. Правда, было известно, что за ней водилась слабость к спиртному и что она слишком горячо любила своего мужа, если это, конечно, можно назвать слабостью. Не исключено, что именно сэр Бэзил и Араминта осуждали ее брак с Гарри Хэслеттом.

– Полагаю, вы собираетесь арестовать его? – Эту фразу даже трудно было назвать вопросом.

– Пока нет, – медленно проговорил Монк. – Тот факт, что нож и пеньюар были найдены в его комнате, еще ни о чем не говорит. Их могли и подкинуть.

– Что? – Лицо сэра Бэзила потемнело от гнева, он подался чуть вперед. Другой бы на его месте вскочил, но Мюидору не пристало вставать перед слугами и полицейскими, тем более что разницы между теми и другими он не видел. – Боже мой, чего же вы еще хотите? Нож, которым она была зарезана, и ее одежда найдены у лакея!

– Найдены в его комнате, сэр, – поправил Монк. – Дверь не запирается, войти и подбросить эти вещи мог кто угодно.

– Что за нелепость! – Сэр Бэзил был вне себя. – Кто, черт побери, мог их туда подбросить?

– Любой, кому понадобилось свалить вину на Персиваля, с тем чтобы отвести подозрения от себя, – ответил Монк. – Вполне естественный акт самозащиты.

– И кто же, например? – с насмешкой спросил Бэзил. – Все говорит за то, что это был сам Персиваль. Ведь именно у него имелся мотив. Бедняжка Октавия плохо разбиралась в мужчинах. Я ее отец, но я вынужден это признать. Персиваль же – самонадеянная и заносчивая тварь. Когда Тави указала ему на дверь и пригрозила рассказать о его домогательствах, он ударился в панику. Он зашел слишком далеко. – Голос его дрогнул, и Монк, хотя и крепко недолюбливал сэра Бэзила, на миг почувствовал к нему жалость. Что бы он там ни думал о браке Октавии, она была его дочь.

Сэр Бэзил с трудом взял себя в руки и тихо продолжил:

– Или, возможно, она прихватила нож с собой, боясь его ночного прихода. А когда он в самом деле пришел, она попыталась защитить себя, бедняжка. – Он сглотнул. – Но лакей был сильнее, и оружие обратилось против нее самой. – Сэр Бэзил наконец встал и повернулся к Монку спиной. – Лакей запаниковал, – продолжал он, – бессознательно унес с собой нож и спрятал в комнате, поскольку не знал, что с ним делать. – Тяжело дыша, сэр Бэзил подошел к окну. – Какая чудовищная трагедия! Вы немедленно арестуете его и увезете из моего дома. Я сообщу членам семьи, что преступление раскрыто. Благодарю вас за усердие… и тактичность.

– Нет, сэр, – против собственной воли ответил Монк. – Я не могу арестовать его на основании только этих улик. Если он сам признается – тогда другое дело. Но если он станет отпираться и скажет, что вещи были кем-то подкинуты…

Бэзил резко обернулся, темные глаза его были мрачны.

– Кем?

– Могла подкинуть Роз, – выдвинул предположение Монк.

Сэр Бэзил воззрился на него.

– Что?

– Ревнивая прачка. Она могла убить миссис Хэслетт и подбросить окровавленный нож Персивалю. Таким образом она отомстила бы им обоим.

Бэзил приподнял брови.

– Вы предполагаете, инспектор, что моя дочь соперничала с прачкой, оспаривая любовь лакея? И вы думаете, вам кто-нибудь поверит?

Как легко было поддаться и арестовать Персиваля! Ранкорн, несмотря на удачу ненавистного ему Монка, вздохнул бы с облегчением; да и сам Уильям с удовольствием покинул бы дом на Куин-Энн-стрит и занялся новым расследованием. Если бы он только был уверен в том, что виновен именно Персиваль…

– Я предполагаю, сэр Бэзил, что этот лакей по натуре своей хвастун, – произнес он вслух. – Вполне вероятно, что он умышленно возбуждал в прачке ревность, рассказывая ей о том, чего никогда не было. А она была достаточно наивна, чтобы ему поверить.

– О! – Сэр Бэзил сдался, гнев его внезапно угас. – В конце концов, докапываться до правды – ваша работа. Мне все равно. Арестовывайте кого сочтете нужным, но этих двоих здесь больше не будет! Оставшегося я уволю без рекомендации, учтите это.

– Но не следует также забывать, – холодно сказал Монк, – что это мог быть и мистер Келлард. Теперь уже не подлежит сомнению, что при случае он способен прибегнуть к насилию.

Сэр Бэзил вскинул глаза.

– В самом деле? Что-то не припоминаю, когда я вам такое мог сообщить. Я лишь говорил, что его обвинила в этом горничная, но сам он все отрицал.