Еще тогда, в самую первую ночь, поняла, что мы идеально совпадаем в физическом плане. Ведь пока знакомые девчонки пугали друг друга страшилками про первый секс, я хранила в памяти лишь приятные воспоминания, которые однозначно перечеркнули секунды боли.
— Что?
— Твой рот, Рыжая…
— М?
— Хочу. Пиздец как.
— Ну целуй, — краснея, пытаюсь закосить под дурочку, хотя прекрасно понимаю, о чем идет речь.
Двигаемся в такт.
Неотрывно смотрим друг на друга.
Поглощаем эту сумасшедшую энергию.
Обмениваемся.
Обоюдно принимаем.
— Знаешь, сколько раз представлял, как ты стоишь передо мной на коленях?
— Сколько? — стираю капельку пота, стекающую по его лбу.
Вместо ответа мы очередным заходом целуемся как ненормальные. Страстно. Первобытно. Ненасытно. Распаляясь все больше.
Ласки Ильи становятся грубее. Толчки — резче, глубже. На каждый резонирую постыдным стоном и крупной дрожью, расходящейся по коже.
— Давай… Кончай, мелкая. Кончай, — выдыхает в самое ухо хрипло.
Ловлю эйфорию.
Распадаюсь на микрочастицы.
Моргаю. Моргаю…
Изображение плывет. Тело повторно кайфует.
Краем сознания отмечаю, что и его накрывает тоже.
Под моими ладонями перекатываются напряженные мышцы спины. Илья матерится и утыкается лицом в мою шею, царапая тонкую кожу щетиной.
Вот так. Почти одновременно приходим к бурному финалу.
Тишину разбивает асинхронное сбившееся дыхание и оголтелый стук наших обезумевших сердец.
Круто разделять такие секунды. Это же не просто секс. Это ощущение того, что ты — часть другого человека. Часть вашего мира. Исключительно вашего.
— Тяжелый, — шепчу, неловко прерывая затянувшееся молчание.
Приподнимается на локтях. Разъединяемся, и сразу как-то пусто и вновь холодно становится.
Илья перекатывается на спину и откидывается на подушку. Я принимаю вертикальное положение, тянусь за одеялом.
— Куда?
— Никуда, — возвращаюсь к нему. Сворачиваюсь клубочком и, устроившись на его плече, укрываю нас обоих одеялом.
Сколько лежим так, не знаю.
Мокрые. Уставшие. Напрочь эмоционально выпотрошенные, но кажется… счастливые.
Мне хочется, чтобы это мгновение длилось вечность, но, к сожалению, все хорошее имеет свойство заканчиваться.
— Такой горячий… — жмусь к нему.
— Знаю, — самодовольно хорохорится.
— Да я про температуру вообще-то. Ты не заболел?
— Херня. Пройдет. Я не болею.
— Сколько времени?
Так светло за занавесками.
— Без понятия.
Достает телефон из кармана штанов, впопыхах брошенных на пол.
Экран загорается.
— Почти восемь. Надо же, — озвучиваю удивленно и наблюдаю за тем, что делает. Набирает Клима.
— Илюх, — слышу «на том конце провода».
— Да.
— Девчонку нашли. Марину, — докладывает тот с ходу.
— Живая?
Затаив дыхание, жду ответа.
— Нет, Илюх.
Паровозов аккуратно меня отодвигает и встает. Я, естественно, подрываюсь следом.
— Говори.
— Он перерезал ей горло, — доносится из динамика. — Изнасиловал и закопал в лесу. Неподалеку от того места, куда привез Сашку.
Мороз ползет вдоль позвонков.
— Сучара блять.
— Надо решать, че делать, Илюх. Менты, не менты… Сообщить родителям.
Родителям.
Мои глаза наполняются слезами.
— Понял. Я сам позвоню им. Этот еще живой?
— Пока да. Лежит, блюет своими кишками.
— Место сам показал?
— Ну да, пушкой и пиздюлями язык ему развязали.
Илья поднимается с постели, натягивает штаны, подходит к окну и берет с подоконника пачку сигарет.
Они разговаривают, а я все думаю о восемнадцатилетней девочке-студентке, лишившейся жизни из-за какого-то больного ублюдка.
Марина Якушева училась в престижном столичном университете. У нее было много друзей и любимая кошка, Глаша.
А теперь ее нет.
— Ментам не звоните. Я сейчас приеду, — сбрасывает вызов, и в полутьме комнаты мы встречаемся глазами.
— Я… — пребывая в шоке, даже не нахожу, что сказать.
— Соображаешь башкой, где могла закончить? — выпаливает он гневно.
Киваю.
— А мне кажется, что ни черта!
— Илья…
— Не трогай меня сейчас. Тут жди. Вернусь — отвезу домой, — информирует коротко.
— Мне к подруге надо.
— Еще раз повторяю: тут сидишь и ждешь. Это ясно? — орет на всю квартиру.
— Ясно, — отзываюсь сипло.
Он достает из шкафа свитер, громко хлопает дверцей и уходит.
Глава 40. Яся и Кучерявый
Осень в Москве выдается холодной. Вскоре выпадает снег, и температура опускается ниже нуля.
— Симка активна! Объявилась, падла! — Дымницкий резко подрывается со своего стула.
— О ком речь? — нехотя отрываю взгляд от экрана. Нехотя, потому что там у меня Санька дразнится.