— Ой, бля, сейчас каждая вторая — модель, — раздраженно отмахивается он.
Читаю.
Бортич Ярослава Андреевна. Дата рождения. Судя по которой, восемнадцать ей исполнилось совсем недавно. Рост, вес, параметры, бла-бла-бла. Портфолио.
— Вот и скажи, че она делает на мойке? В Москве. Учитывая, что сама из Екатеринбурга.
— Да мало ли че.
— Дичь какая-то.
— База прогрузилась, — оповещает он, сворачивая страницу яндекса.
Наклоняюсь ближе к экрану.
Место рождения — Екатеринбург. Больница такая-то. Дом малютки. Детский дом.
— Хера се поворот…
То, что видим ниже, мягко говоря, озадачивает. Я, конечно, ожидал чего угодно, но чтоб такое…
Дымницкий, кстати, тоже в шоке. Подвис на том же отрывке информации.
— Я все.
В комнате появляется разрумянившаяся Ярослава. С рюкзаком в руках и уже одетая в свое потасканное шмотье.
Надо сказать, прямо-таки по-солдатски приняла душ, будто кто-то стоял за дверью и ее подгонял.
— Присядь, — киваю в сторону кресла.
— А можно я уйду, пожалуйста. Деньги верну, и за кошелек тоже. Просто дайте мне время, — просит она, натягивая край рукава на кулак. — Теряться не буду.
— Да неужели? — язвит Дымницкий.
— Ты сначала объясни, как в Москве оказалась, — осведомляюсь спокойно.
— Переехала, как все, — дергано пожимает плечом.
— Про четыре года колонии не расскажешь? — рубит в лоб Кир.
— А вот это — совсем не ваше дело! — тут же ершится девчонка, моментом ожесточившись. — Отдайте паспорт!
— Увлекательная у тебя биография, Бортич, — хмыкает он, утыкаясь в экран.
— Досье нарыли? Вы менты, что ли? — спрашивает испуганно. И в глазах такой неподдельный страх плещется. — Нет, вы же не менты, ребят…
— Не думай, что тебе повезло больше.
— Верните паспорт, — повторяет решительно. — Дайте мне уйти!
— А есть куда? — уточняю, внимательно глядя на нее.
— Есть!
Ну врет же.
— На мойку? Ты же там ночевала, верно?
— Вас это не касается!
— Повторю вопрос. Тебе жить есть где?
— Не пропаду.
Я в ауте. Девчонке восемнадцать. Она в Москве одна. Без места жительства.
— Бумажник украла, чтобы проучить тебя, — обращается она к Дымычу.
— Чего-чего?
— А нечего было понты кидать! Или думаешь, я денег никогда не видела? — потешно задирает нос. Точно как моя Санька.
— Дура, я помочь хотел!
— Засунь свою помощь в жо…
— Яся, не разжигай, — вовремя перебиваю.
— Ой, строите из себя не пойми что! Да у вас на мордах написано, что вы сами мутные! Особенно у него! — продолжает нападать на Кирилла. — Я таких, как вы, на раз идентифицирую!
— А че ж очканула, что мы — мусора, — смеюсь. Нравится мне эта девчонка.
— Да потому что и они бандиты тоже! Волки в овечьей шкуре! Никому верить нельзя!
Дымницкому кто-то звонит, и он направляется в коридор. При этом эти двое не могут разминуться в проеме. Она вправо, и Кир. Она влево, и Кир влево. Синхронно.
— Отойди уже! — бесится он, отодвигая ее.
— Так ты присядешь? — интересуюсь, когда остаемся с ней вдвоем.
Девчонка вздыхает, с минуту медлит, но потом все же шагает к дивану. Осторожно и нехотя.
— Квартира закрыта изнутри, ключ у него. Так что не надо хватать щас паспорт и бежать со всех ног к двери, — предупреждаю заранее и отмечаю, как она меняется в лице. Стопроцентно угадал наперед, что собирается сделать.
— Я верну деньги, правда. И кошелек этот дурацкий ему куплю! — обещает она снова.
— Никуда не берут на работу в нормальное место? — предполагаю, припоминая печальный опыт Черепанова.
— Не берут, — не отрицает.
— Сколько ты уже находишься в Москве?
— Три месяца, — опускает глаза. Смотрит на свои переплетенные пальцы.
— Три месяца бродяжничаешь?
— Кочую, — обиженно поджав губы, поправляет меня она.
— Не тот город для такого образа жизни выбрала. Тут очень опасно.
— Я в курсе.
— Можешь пожить у нас. Работу тоже тебе организуем, — не вижу смысла тянуть резину.
— И с чего вдруг такая щедрость? — поднимает на меня взгляд. Взгляд, полный недоверия и сомнений. — Зачем тебе помогать мне?
Что ж. Резонный вопрос.
— Да чисто по-человечески, — говорю, как есть.
— Не верю я в это…
— Мой друг, Данила, вырос в детском доме. Кое-что рассказывал о своей жизни. Думаю, твое детство тоже не было радужным.
— Нормальное у меня было детство, — чеканит бесцветным голосом.
— Мне кажется, ты сейчас в тяжелой ситуации. Или я ошибаюсь?
— Справлюсь.
— Пожить можешь на балконе, там есть раскладушка. Большего предложить не могу. Другие комнаты заняты.
— Твой друг будет против такого расклада, — криво улыбается.
— Ничего, потерпит. Тем более, что это временно, верно?
— Ты сказал, что другие комнаты заняты. Сколько вас тут? — подозрительно прищуривается.
— Трое.
— Три мужика. Отлично! Пожалуй, я выберу план Б. Уйти.
— За что в колонию загребли в четырнадцать?
Упрямо молчит. Рассказывать однозначно не собирается.
— Кто тебя избил?
— Неважно.
— А не боишься, что найдут? — давлю на больную мозоль.
Застывает как статуя. Нервно трогает собранные в хвост волосы и сглатывает.
Боится.
— Обворовала кого-то, как Кирилла? — что называется, пальцем в небо и попадаю.