— Ладно, шучу. Давай садись в машину.
— Еще чего.
— Надо поговорить.
Реакции никакой. Продолжает упрямо идти в заданном направлении. Таким темпом скоро окажемся у метро. Оно тут где-то поблизости.
Жму на педаль газа. Проезжаю немного вперед и кручу руль вправо. Заехав на бордюр, перекрываю ей дорогу.
— Ты спятил? Что делаешь?
Открываю пассажирскую дверь.
— Садись.
— С какой стати? — ожидаемо ерепениться.
— Садись в машину. Если планируешь вернуть себе это, — показываю блокнот, и она резко меняется в лице.
— Ну?
— Ладно, — соглашается и, стиснув зубы, забирается в салон.
— Ты забыла его на качелях, — даю понять, что нашел эту вещь случайно.
Молча вырывает записную книжку у меня из рук.
Включаю заднюю передачу, сдаю.
— Я прочитал ее, — сообщаю будничным тоном.
— Ты… что сделал?
Замечаю, что ее щеки краснеют.
— Все прочитал, — повторяю, подъезжая к перекрестку.
И чтоб мне сдохнуть, если вся эта разрывающая нутро писанина не про нас.
— Ты переехала к жениху? — я смотрю на нее. Она — на дорогу.
— Нет.
Не врет.
Знаю, что живет с подругой матери, Региной. Пробил через Дымницкого еще вчера. Просто было интересно, что она сама скажет.
— Мне в другую сторону!
— У нас дело, — поворачиваю налево. Перестраиваюсь в нужную полосу.
— Какое еще дело? Ты спятил? Мне в универ надо! — отзывается недовольно.
— Это в тот, который ты собиралась бросить? — уточняю я.
— Останови, я выйду.
— Сань, не кипишуй. Говорю же, надо в одно место заглянуть.
Она явно не в восторге от происходящего, однако за последующие полчаса не произносит ни слова.
Молчу и я. Нам тяжело находиться в ограниченном пространстве. Поговорить бы, но слова даже в мыслях не складываются в предложения. Потому тупо дышу с ней одним воздухом. Наполняю легкие знакомым ароматом.
Даже духи у нее прежние… И от этого разматывает еще больше.
— Ты зачем меня сюда привез? — спрашивает взволнованно, когда добираемся до конечной точки.
— Сегодня в Гнесинке проходят вступительные испытания. Я подал за тебя заявку на творческое прослушивание. Эстрадный вокал.
— Ты… — открывает рот. Закрывает.
— Сейчас или никогда, Сань.
Смотрим друг на друга. Она явно растеряна и напугана. Сказать, что не ожидала, это ничего не сказать.
— Ты обалдел? Я не могу туда пойти! — отрицательно качает головой.
— Почему? — беру бутылку с водой.
— Я не готовилась!
— До прослушивания два часа, — выдвигаю невозмутимо.
— Ты издеваешься?
— Нет.
— Посмотри на меня, как я так пойду? — убирает сумку и я только сейчас замечаю, что разодранные колготки в крови. Кожу на коленке содрала. Да хорошо прям.
— Снимай их.
Выхожу из тачки и сканирую местность. Вижу большой супермаркет через дорогу. С брелока закрываю Рыжую в машине и направляюсь туда.
Внутри довольно быстро нахожу секцию со всякими женскими прибамбасами. Отыскав колготаны темного цвета, подвисаю. Ни хрена не понимаю, что обозначают цифры. Два, три, четыре. А дены? Двадцать. Сорок.
Заглядываю в соседний отдел.
Толстая бабулька. Ребенок. Мужик. Пацан-тинейджер. О!
Бодрым шагом двигаю к стойке с овощами. Нужный мне субъект ковыряет виноград.
— Девушка, а какой у вас размер колготок?
— Оригинальный способ познакомиться, — хмыкает она, обернувшись.
— И все-таки?
— Молодой человек, я замужем! — толкает тележку и гордо удаляется.
Иду на выход.
Кассирша, посильно сдерживая улыбку, пробивает мне колготаны всех размеров и возрастов. Надеюсь, хотя бы что-то Сане подойдет.
Расплачиваюсь. Возвращаюсь на парковку.
— Ты на фига меня тут закрыл? — возмущается девчонка.
— Держи, — отдаю упаковки с капроном, сам иду к багажнику, чтобы взять аптечку.
— Зачем столько? — она машет колготками.
— Сама выбери, какие нужны. Тормози, сперва надо колено обработать, — открываю чемоданчик. Беру в руки перекись и вату. Присаживаюсь.
Прям дежавю…
— Я сама!
— Да погоди ты, — прихватываю за щиколотку.
Она вздрагивает.
— Я в состоянии сс… — морщится, когда на рану попадает перекись.
— Сдалось тебе это орущее чувырло? — задираю юбку повыше.
— Он застрял. К тому же… был рыжим, — поясняет причину своего поступка.
— Типа своих не бросаешь? — усмехаюсь.
— Да. Блин, так щиплет! Подожди! — пытается отодрать от себя мои руки.
— Подуть надо, Сань…
— Паровозов… — шелестит что-то протестующее, только я уже ни хрена не соображаю.
Обдаю потоком воздуха пострадавшую коленку. Наблюдаю за тем, как на гладкой коже проступают мурашки и торкает меня как сопляка…
Смотрю в ее глаза. Влажные, подернутые дымкой. Смотрю на горящие румянцем щеки и пересохшие губы.
Она в эту секунду замирает и, кажется, совсем перестает дышать. Тоже чувствует, как не по-детски между нами искрит. До сих пор. Спустя столько гребаных лет, проведенных порознь.
Уверенно веду ладонью вверх и блять дурею, ощущая дрожь желанного тела.
— Молодые люди! Не стыдно? Это, между прочим, территория учебного заведения! — раздается за моей спиной.