— Аааааа! — визжит девчонка, когда срабатывает сенсор, и на нас потоком льется вода.
Тропический душ. Установил во время ремонта по рекомендации Беркута.
— Ёпрст!
Ржу с нее. Дышит часто-часто и пыхтит как еж.
— Ну держись уже! — раздражаясь все больше, цокает языком.
— А помочь раздеться? — нагло подсказываю.
Закатывает глаза, но просьбу выполняет. Стаскивает футболку через голову и даже, отчаянно краснея, снимает с меня шорты.
— Ты порвал их на заднице, в курсе? — информирует деловито.
— Похер, — залипаю на маленькие, призывно торчащие соски. Майка Бесстыжей безнадежно промокла и меня от этого зрелища унесло как сопливого мальчишку.
— Тут у тебя везде плитка… Сделай одолжение, не упади, — наставляет ведьма строго. — Как закончишь с водными процедурами, свистни.
— Стопэ, стопэ, — успеваю поймать ее, чуть не пизданувшись. Точно ведьма! Сто пудов! — А ты?
— Что я? — уточняет, нахмурившись.
— Ты тоже… в дожде. Вдруг радиоактивный, — несу какую-то откровенную поебень.
— И?
— Надо смыть.
— Я потом. После тебя.
— Вместе давай. Места много, — тяну за руку. — Или очкуешь?
Знаю, что если надавить на «слабо» — она не откажется.
— С какой радости вместе, — ощетинившись, выдергивает локоть. — Я тебе не Лена! — добавляет сердито, отступая к двери.
Сползаю вниз, задом устраиваясь на горизонтальной поверхности. Тяжко стоять. Такое ощущение, что меня только что аэродинамическая труба выплюнула.
Абзац… Состояние — дерьмо.
Разве что теплая вода согревает и методично успокаивает.
Даже не замечаю, как проваливаюсь в сон. Разморило конкретно, по ходу.
— Эй! Ты обалдел? — слышу какое-то время спустя.
Тормошит меня Бестия, не жалея.
— Отстань.
— И на минуту оставить нельзя! — причитает над ухом.
— Ты блять оставила на три года.
И я чуть не сдох от тоски.
Вслух, не вслух сказал — не знаю.
Она молчит. Переключает режим душа. Берет бутылек, сама меня намыливает и дальнейшие события я помню урывками.
Тепло. Холодно. Тепло.
Полотенце. Коридор. Тайсон. Тяфкающий Гномыч.
Вертолеты. Посадка. Мягкая постель. Тут дальше немного включаюсь в происходящее.
— Сань…
Почему-то в мозгу всплывает сюжет гребаного мультфильма и внезапно прошибает осознание того, что я не помню конец. НЕ ПОМНЮ!
— Что?
— А слона… нашли?
— Чего? Какого еще слона? — так и застывает в недоумении, с одеялом в руках.
— Полосатого. Который рыбий жир жрал.
— Ой дурааак, — качает головой и укрывает.
— Нашли? Нет?
— Прям вопрос жизни и смерти! — фыркнув, смеется. — Нашли.
— А жираф? — не отстаю от нее.
— М?
— Пятна на нем появились? Заново?
— Появились. Спи! — намеревается уйти, но я снова успеваю ее тормознуть за руку.
— Тут сиди.
— Дай мне искупаться и переодеться, — устало вздыхает.
Отпускаю. Итак возится со мной, хотя не обязана.
— Мультики найти? — предлагает, переключая каналы.
Не отвечаю. Подкалывает же однозначно.
— О, Чипполино! Смотри, — довольная выбором, кладет пульт на тумбочку.
Слышал сказку когда-то, но экранизацию этого беспредела еще не видел.
Харитонова покидает комнату.
Я остаюсь в компании бесцеремонно развалившегося под боком Тайсона и антропоморфных овощей-фруктов. Синьор Помидор. Граф Вишенка. Земляничка. Принц Лимон, блять, и главный бунтарь, наводящий шухер, лук Чипполино.
На полном серьезе слежу за тем, что происходит у этой гоп-компании. А там такой движ по итогу закручивается… Моя жизнь никогда не будет прежней. Как жрать теперь то, что лежит в холодильнике?
Рыжая в сопровождении Лупатого возвращается уже к развязке.
— На-ка выпей.
Притащила что-то.
— Яд сцедила? — не могу не сострить.
— Ну не пей! Помирай завтра от головной боли! — как обычно, взрывается в секунду.
Храбро принимаю в себя содержимое кружки. Падаю на подушку.
— Все, отбой, — она выключает плазму, и в спальне становится абсолютно темно.
Наивно жду, что ляжет со мной, даже Тайсона пендалями под зад прогоняю. Однако слышу, что укладывается на диван, стоящий у окна.
Ну понятно. Просто в нашем случае не было никогда. «Война и мир» в двух томах.
— Сань…
— М?
— Зачем поешь в церковном хоре?
— С чего ты взял?
— Приходил. Слышал твой голос, — признаюсь я честно.
— Нравится, вот и пою, — выталкивает сердито.
— Беседку покрасили в голубой. Ты знаешь?
— Какую беседку? — делает вид, что не понимает, о чем идет речь.
— Нашу. В парке.
Молчит, зараза мелкая.
— А помнишь…
— Ничего не помню! Спи, пожалуйста! — перебивает, не дослушав.
«
Эта ее фраза почему-то оседает в груди неприятным, тяжелым осадком.
— Харитонова…
— ЧТО?
— Твои трусы… храню до сих пор. Ну те, черные, кружевные.
— Кхм… — прочищает горло. — Зачем?
— Давно вернуть хотел. Завтра напомни, — отворачиваюсь в другую сторону и, сжав челюсти до хруста, таращусь в темноту.
Просыпаюсь в холодном поту.
По телу озноб, и сердце стучит так, будто я многокилометровый марафон пробежал. Не меньше.
Часто дышу и не сразу соображаю, что нахожусь в собственной спальне, а не в доме своего отца. Отца, которого больше нет…
Моргаю.