Реактивно перезванивает.
Сбрасываю.
Ответное смс приходит почти молниеносно.
Продолжаю печатать, лишь убедившись в том, что закрыла дверь на шпингалет.
Как только сообщение улетает, ощущаю внезапный приступ тошноты и спешу оказаться рядом с унитазом. Надо сказать, что за последние несколько дней он стал мне самым настоящим другом. Потому что чувствую я себя неважно. Вот и сейчас снова выворачивает.
Смартфон вибрирует, сигнализируя о входящем. Нажимаю на кнопку слива и присаживаюсь у двери, оперевшись о нее спиной.
Палец зависает над экраном. Изображение плывет. Глаза снова застилают слезы.
Сколько я пролила их за этот период? Кажется, что бесконечное множество.
Пишу.
Стираю.
Дважды.
Страшно получить ответ.
Беззвучно рыдаю, уткнувшись носом в коленки.
Каждый второй из гостей получил ранения. Четыре человека погибли.
Два молодых охранника.
Калашников.
Регина…
Сердце сжимается от боли. Не могу поверить в то, что их больше нет!
Содрогаюсь, вспоминая весь тот ужас. Стрельба. Крики. Звук бьющегося стекла. Свадебное платье, испачканное кровью.
Самый счастливый день моей жизни стал поистине кошмаром наяву. Праздник в одночасье перевоплотился в трагедию.
Встаю. Дрожащими пальцами откручиваю кран и умываюсь холодной водой, чтобы привести себя в норму. Если это вообще возможно.
Чувствую вибрацию. Сдернув с вешалки полотенце, вытираю лицо. Поднимаю руку. Читаю сообщения.
— Сашенька? — доносится до меня голос мамы. Она стоит по ту сторону двери и стучит. — У тебя все нормально?
— Да.
— Саш…
Поворачиваю щеколду и выхожу.
— Ты такая бледная, — встречает меня обеспокоенным взглядом. — Василиса приготовила обед. Идем?
— Нет, — морщусь и чувствую, как при одном лишь упоминании о еде, к горлу вновь подступает тошнота.
— Там пюре и рыбные котлеты.
— Саш, — хвостом плетется за мной.
— Дай мне побыть одной, — скидываю тапочки и забираюсь в свою постель.
— Может, занавески откроем? Так темно…
— Не надо, я буду спать.
— Тебе плохо, да?
— А мне должно быть хорошо, по-твоему? — срываюсь на нее. Правда тут же начинаю жалеть об этом. Следы от полетевших в нее осколков напоминают о том, что она пострадала по моей вине.
— Ты ничего не хочешь мне сказать? — осторожно берет за руку.
— Возьми меня с собой на кладбище. Ты ведь поедешь.
— Попроси его. Пожалуйста, — сжимаю мамины пальцы. — Я ведь тогда не простилась с ней. Так нельзя.
— Сашенька… — тоже плачет, крепко стиснув мою ладонь в ответ.