Это была настоящая кроличья нора, правда, с массивными кирпичными сводами, поддерживающими здание. Вдоль стен тянулись полки с плотными рядами папок, книг и коробок с бумагами. Мадам Анри указала на длинный ряд рычагов вверху на фасадной стене. Под каждым красовалась изразцовая табличка с названием — Sejour, Salle a Manger, Cuisine…[58]
— Это оригинальные механизмы, открывающие систему отопления и вентиляции здания, — пояснила мадам Анри.
Маклеод шел за ней по тускло освещенному коридору.
— Столько истории заперто в этом подвале! Иногда я досадую — зачем это все хранить, а потом приходит кто-нибудь вроде вас, и сразу становится понятно зачем. — Мадам Анри остановилась и принялась что-то искать среди папок на верхних полках, расставленных в алфавитном порядке. — Прелюбопытнейшая вещь — история. Возможно, вы не догадываетесь, что это здание построено на месте бывшего монастыря, основанного монахами ордена картезианцев в тысяча двести пятьдесят седьмом году. Камень добывали здесь же, под землей, и постепенно создали целую сеть тоннелей и комнат. Непосредственно под тем местом, где мы сейчас стоим, монахи варили пиво и дистиллировали ликер. Вы, конечно, слышали о зеленом шартрезе? Так вот, его делали здесь, прямо у нас под ногами. — Мадам Анри медленно шла вдоль одной из полок. — А, вот. Нашла. — Она вытянула коробку, неотличимую, на взгляд Маклеода, от других. — «Шельшер». — Водрузив на стол, мадам Анри открыла ее и принялась проворно перебирать подшивки документов. Вскоре она удовлетворенно воскликнула: — Ага! — и подняла фотографию. — Я знала, что где-нибудь снимок да найдется.
Энцо напрягал глаза, силясь разглядеть что-нибудь в тусклом свете на черно-белой фотографии, похожей на тысячи других групповых снимков учеников и учителей. Примерно сотня студентов со своими преподавателями сидят и стоят в пять рядов перед длинным зданием, улыбаясь в камеру. Под снимком значилось: «Выпуск имени Виктора Шельшера, 1994–1996».
Он сразу заметил Гейяра, сидевшего почти в середине первого ряда со слегка скучающим видом, сложив руки на коленях и скрестив ноги. Ни Гуго, ни Рока Энцо с первого взгляда не нашел.
— Наверху я сделаю вам копию, — сказала мадам Анри, торжествующе помахав извлеченной со дна коробки видеокассетой с надписью «1994–1996». — По традиции, студенты вели видеолетопись своего выпуска. Любительская съемка скверного качества, но я уверена, что Гуго обязательно где-нибудь мелькнет. Если подождете двадцать минут, я перепишу для вас кассету.
— Вы очень добры, — искренне отозвался Энцо. — А не найдется у вас списка студентов выпуска Шельшера? Может, родственники захотят с кем-то списаться или позвонить…
— Список есть в справочнике. Это-то легче всего.
Сидя в удивительно тихом квадратном дворе, куда солнечные лучи соскальзывали по остроконечным крышам, и поглядывая на делегатов проходившей в амфитеатре конференции, мелькавших за стеклянными дверями, Маклеод изучал копию фотографии, любезно сделанную для него мадам Анри. Среди множества лиц он уже нашел Гуго д’Отвилье и Филиппа Рока и теперь рассматривал остальных, задаваясь вопросом, кто еще участвовал в убийстве своего учителя. Молодые смеющиеся лица казались такими юными и невинными… Он пробежал глазами список, где значились Гуго д’Отвилье, Филипп Рок и еще сто двенадцать имен. Теперь у него есть фотографии и имена предполагаемых убийц Гейяра, двое из которых мертвы. Сможет ли он когда-либо разоблачить остальных? И сколько времени они проживут после этого?
Во двор торопливо вышла мадам Анри. Энцо поднялся ей навстречу.
— Вот, — протянула она большой коричневый конверт с видеокассетой. — Все готово.
Энцо сунул в конверт фотографию и список имен.
— Огромное вам спасибо, мадам.
— О, это самое меньшее, что я могу сделать, — сочувственно улыбнулась мадам Анри. — Пожалуйста, передайте семье мои искренние соболезнования.
IV
От Обсерватуар до подземной парковки на улице Сен-Жак было меньше пяти минут ходьбы. Саквояж Энцо, с которым он ездил в Отвилье, так и лежал в машине. Маклеоду хотелось переодеться: целый день проходил в рубашке и слаксах Раффина, в свое время оставленных журналистом у Шарлотты, — вещественное подтверждение романа, о котором Энцо знать не хотелось. Кстати, в спальне Шарлотты нашлась чуть не половина гардероба журналиста. Энцо претила мысль, что с Раффином она занималась любовью с такой же энергией и страстью, однако у них был длительный роман, и с этим приходилось смириться.