Опасная тропа

Может быть, таким и должен быть хозяин совхоза, уверенным в себе и в своих делах, иначе столько лет не проработал бы он на этой должности, тем более, что немало недовольных им и его деятельностью. Но у Ражбадина большая поддержка: в районе, в городе, где многие о нем говорят «наш Ражбадин» и со многими он хорошо знаком. И он откровенно на одном собрании говорил рабочим совхоза. Мне запомнились его слова: «Я знаю, некоторые из вас мною недовольны, может быть, даже большинство. Но я очень прошу не торопиться с выводами. Все-таки, как-никак и председателем колхоза и директором совхоза я уже больше семнадцати лет, а пять лет мне понадобилось на то, чтобы я мог узнать ходы и выходы, узнать людей, от которых зависело, быть может, многое в смысле улучшения состояния нашего хозяйства. И вы, надеюсь, не думаете, что только одни ваши усилия вывели совхоз в передовые. Нет, дорогие мои, без содействия и внимания ко мне, в первую очередь тех людей в районе и в городе, ничего бы от наших усилий не вышло. Пять правительственных наград и пятнадцать выговоров я получил, чтоб поднять вместе с вами совхоз, и во всем в ответе я, не вы… И вот что получается: допустим, вы не пожелаете меня, найдете другого… И тому, кого вы найдете, потребуется пять лет, чтобы разобраться в этой сложной жизни, что к чему. Пять лет застоя для нашего совхоза — это равноценно возврату к прошлой нашей отсталости и тяжести громадного долга государству. Подумайте».

И люди подумали, и не жаловались на него до тех пор, пока он не затеял это вот огромное дело со строительством.

— И все-таки из такого комплекса ничего не выйдет, — машет пальцем Хаттайла Абакар, — ничего путного. Ты спроси, спроси меня, почему я так говорю…

— Не спрошу, дорогой, ничего нового ты не скажешь, все за и против давно взвешены. И проект я выбрал из самых облегченных конструкций, учитывая условия и микроклимат нашей долины… А это мне стоило немалой нервотрепки, просьб и унижений. И я, как видите, угадал… Вы думаете, это вам я строю животноводческий комплекс, мясо-молочный завод? Нет, это в первую очередь я строю себе памятник, да, да, хоть один из потомков помянет меня добрым словом и скажет: «А сколько пота и крови стоило Усатому Ражбадину первым в горах создать этот завод». Нет, не вам я строю его, а детям нашим, что?, они жили, как в городе…

Слушая его, я понимал: да, затея его серьезная, иначе как он мог выйти победителем из всех этих анонимок, выговоров на бюро райкома, где, говорят, на последнем обсуждении его вопроса он сказал: «И дайте вы мне самый большой выговор и оставьте меня в покое до завершения начатой стройки».

Люди разное говорят о нем, что он черств, груб, что никогда не узнаешь, каким ты уйдешь от него, то бывает нежданно внимателен и щедр, то делается грубым и неприступным. Но все знают одно, что человек он знающий и деловой. А на вид, тем более, солидный, представительный, ладно сложенный, хотя из огромной глыбы будто обтесали его, а усы — это украшение его лица, пышные.

И любимое изречение его: «За людей пострадать готов всегда!» А когда спросили, говорят, его: «Какая у коммунистов привилегия», кажется, иностранец какой-то спросил, то Усатый Ражбадин ответил: «У коммуниста одна привилегия: идти первым в бой за Советскую власть и сложить голову, если Родине грозит опасность!»

И с этими думами мы все покинули дом Хаттайла Абакара, обмыв таким образом его цветной телевизор. А у меня нет телевизора, дети давно просят, но откуда такие деньги?!. Посмотрим, если подвернется хорошая работа, может быть, заработаю и на телевизор!

Глава вторая

РУССКАЯ ШКОЛА

Люди добрые, бывают же у человека в жизни минуты, когда ему хочется уединиться, никого не видеть и никого не слышать, только слушать самого себя и окружающую великую в своей непостижимо глубокой гармонии природу, хоть на миг слиться с ней и стать ее нераздельной частью. Слава аллаху, я избавился, наконец, ото всех и выбрался на окраину села. И стою я сейчас в задумчивости на берегу маленького озера.

Природа у нас, скажу вам, лучше не бывает, если, конечно, на аул, как говорят сирагинцы, не налепится туман. Тогда мрачнее ничего нет на свете. И туманы-то у нас странные, — от них никуда не спрячешься, лезет во все щели. А когда солнце — просто любо глядеть, — глаза не насыщаются всем тем, что вокруг тебя сияет, сверкает, радуется. И каждый раз жадность охватывает тебя, словно все это ты видишь в первый и последний раз. А видели вы, как цветет альпийский луг? Особенно после хороших дождей. Альпийский луг — это нечто особое и неповторимо прекрасное, яркое и красочное, поражающее воображение, словно тысячи радуг разбились и рассыпались под лучезарным солнцем.

Я отправляюсь к водопаду Чах-Чах, что в ущелье Подозерном. Да, солнце сегодня горячее и вода, мне думается, успела согреться, конечно, не так, как морская прибрежная вода, но терпимо. В такое время людей там, я знаю, не бывает, и я могу подставить свое разгоряченное тело под холодную струю водопада.