Опасная тропа

Ты, счастье мое, можешь упрекнуть меня: что же раньше не подумала о сестрах? Да, ты прав, я о них не думала, лишь о тебе одном… И буду всегда думать и мечтать безнадежно и безутешно. Ты убей меня в своей душе, убей! Даже смерть любимой, говорят, утешительнее, чем измена. Я тебе не изменила и не изменю, просто нет больше твоей Цуэри! Теперь будет на земле другая Цуэри, а та, прежняя, верна тебе.

Ты не ищи меня и не пытайся найти. Если и встретишь с вязанкой дров на горной тропинке, я не узнаю тебя: ведь я не Цуэри, не девочка твоя шилагинская, а просто похожая на нее женщина. Выл бы ты рядом, я, быть может, не решилась бы на это…

Но все же последнее мгновение так хотелось бы отдать тебе… Нури, дорогой мой, явись и спаси меня…

Что я пишу? Не то я пишу… Не надо, милый, не надо. Пусть умрет твоя Цуэри, так лучше. Ты не ищи меня, не старайся найти: я обезображу себе лицо, убью твою Цуэри, прежде чем коснется другой…

Знаю: вместе с Цуэри убиваю и твое счастье. Знаю: не будет без меня тебе радости на земле, не хочу, чтобы была. «С неба звезда упала и канула, как слеза», — написал ты, когда умерла твоя племянница. Упала теперь и наша звезда. Вернее, наши звезды: в ночном небе ты всегда показывал две звезды — одну яркую, другую слабо мерцающую. И говорил:

— Яркая — это ты, Цуэри, а рядом я.

Прощай, Нури, прощай, друг мой, брат мой, прощай и прости, великое мое счастье, прости! Забудь. Если не хватит сил, уезжай далеко-далеко…

Прощай, любимый, прощай!».

ПИСЬМО ДВАДЦАТОЕ

Конверт из почтового набора с наклеенной маркой из серии «Фауна Кавказа»: на выступе скалы стоит гордый величественный тур. Письмо адресовано в аул Шилаги, Абу-Муслиму Адзиеву.

«Салам тебе, побратим мой Абу-Муслим, от всей моей семьи всем твоим домочадцам. Наше желание одно: чтоб у вас в жизни все было благополучно, а мы живем неплохо. Поверь мне, брат, самым лучшим лечением были дни, проведенные в твоем живописном краю. Семья моя не находит слов, чтобы выразить благодарность тебе и твоей милой жене, твоим девочкам.