Опасная тропа

Не для темного подвала нашего, конечно, эта песня, но, я скажу, неплохо спели ребята. И когда я вошел туда, то меня подозвали к себе веселые люди, будто они лет десять не видели меня. Здесь были крановщик Сергей, прораб стройки Труд-Хажи, да, почтенные, к его имени прибавилось это русское слово с тех дней, как в школе стал он преподавать урок труда. Доброй, вроде, души человек. Это тот самый прораб, к которому я и должен был обратиться. Третьим в этой компании был шофер Азика, который часто подвозит и меня и учителей на своей машине от полустанка Мамед-Кала до Уя-Дуя и не берег денег за проезд, заявляя: «От этих ваших копеек я не разбогатею». Четвертым здесь был человек, который недавно крайне рассердил меня и мгновенно исчез, когда я так неосторожно, на виду у языкастых женщин, шлепнулся оземь, — это учитель арифметики Исабек. Когда я со всеми здоровался, и он, как ни в чем не бывало, протянул мне руку. Что мне оставалось делать, я пожал ее. Не стану же я показывать людям здесь свое недовольство этим человеком. Да и недостоин он этого. После расспросов о житье-бытье, о здоровье решил присесть за их стол.

— Я сегодня беден, ребята. У меня только два рубля, — предупредил я их, чтобы потом не краснеть.

— О чем разговор? — хлопает меня по спине Сергей.

— У тебя, Мубарак, и в другие дни в кармане ветер гуляет, — усмехается Исабек. Я думал, он будет более сдержанным и не станет искать со мной ссоры.

— Что ты говоришь, у Мубарака нашего душа добрая, и не скупой он, нет. Я не позволю, чтоб о нем так говорили! — Это стучал пивной кружкой о длинный дощатый стол развеселый сегодня Труд-Хажи. — Я сегодня угощаю, я…

— А что это вы сегодня в рабочее время? — вдруг спрашиваю я. — С утра забрели сюда?

— Какое рабочее время?! — пожимает мою руку и усаживает меня с собой рядом Сергей. — Ты что, счет дням потерял? Сегодня же воскресенье!

— Как? — что за черт, я и в самом деле позабыл, что сегодня воскресенье. — А как же наш Усатый Ражбадин в своем кабинете?

— Так он же совхозный директор, а в совхозе нет воскресений. У них все выходные зимой, да, да, и поэтому зимой сельчане наши берут свои хурджины и едут в Туркмению или в другую республику на заработки…

— Скажу я вам по секрету, ребята, — говорит Азика. — Там люди предобрейшие!

— Где там? Там, где нас нет?

— В Средней Азии. Хорошие люди. Они не испорченные, как мы, человеку доверяют, верят на слово, да, да, а к гостю — приезжему просто благосклонны. Тебя не обсчитают, не обведут вокруг пальца, вот как… как здесь вот меня… — и Азика насмешливо показывает на Труд-Хажи.

— Да что ты на меня-то показываешь, — возмутился Труд-Хажи, — ты у нашего начальника стройучастка Акраба спроси, почему два рейса с тебя сняли?

— Я спрошу, и еще как спрошу, вот посмотришь. Я не дам из меня дурака делать. Ох, этот «Ассаламуалейкум». Этот Акраб, скажу я вам, по-своему носит хурджины на плече, чужая сума спереди, своя — сзади. Я давно говорил: ослу не дано занять место коня.

— Ты прав, Азика, очень прав, — радостно хлопает Труд-Хажи рукой о протянутую руку Азика. Труд-Хажи понравились его слова, потому что его сняли с работы, чтоб предоставить место этому Акрабу.

Только началась наша беседа, вернее, только начали из пустого в порожнее переливать, как ворвался мальчуган, обвел испуганным взглядом темное помещение и сказал:

— Среди вас Труд-Хажи есть?! Директор ищет. Ой, он такой злой! — бросает мальчик.

И на самом деле, вслед за лупоглазым мальчуганом входит директор совхоза с какой-то бумажкой в руке.

— Бездельники! — крикнул он с порога. — Клянусь, я закрою это заведение. Людей не могу найти на рабочем месте.

— А сегодня выходной… — говорит Сергей.

— Какой выходной?

— По-моему, и наш Ражбадин потерял счет дням.

— И ты здесь? Хороши, хороши… — сует под нос Труд-Хажи бумажку, трясет ею. — Что это такое? Я тебя спрашиваю? Что это такое?..

— Вы на меня не кричите, я перед вами не отчетен, у меня есть свое начальство, — встает с места Труд-Хажи. — А в чем, собственно, дело?

— Что это такое, я тебя спрашиваю?

— Я ничего не вижу.

— Выйди на свет. Да, да, я вас выведу всех на чистую воду! Кого, меня решили обвести лисьим хвостом, и чуть было не обвели, а?

Все выбрались наружу. Труд-Хажи надевает очки, берет из рук директора совхоза бумагу. Я старался не попадаться на глаза Ражбадину, мне было неприятно, будто я был перед ним виноват. И, конечно, он и не подумает передо мной извиниться за грубость свою. Да и черт с ним. Он наверняка и позабыл. Да и кто я такой, чтобы требовать к себе особого внимания? Как кто такой?! Черт побери, я учитель! Да-да, и, кроме всего прочего, я — человек! А человека надо уважать.

— Что вы от меня хотите? — просмотрев бумажку и сняв очки, говорит Труд-Хажи.

— Что это?

— Это форма номер два, документ о проделанной работе на стройке за первую половину июня сего года. Работу сдал — и подпись начальника участка, работу принял — подпись директора совхоза. Все официально, все подтверждено.

— Обманул, негодяй. Подсунул мне эту бумажку и сам укатил в город.

— А что случилось, Ражбадин? — спрашивает Труд-Хажи.