Опасная тропа

Пожелав мне скорейшего выздоровления, они вышли из палаты.

Глава шестая

ОТ ТЕПЛА ЛЮДЕЙ СОГРЕВАЕТСЯ ЧЕЛОВЕК

Они ушли. Слава богу, что ушли, потому что говорить мне было трудно, все тело болело.

— Такой смешной он… — усмехнулась Патимат, — круглый, как колобок. А какой на нем костюм, жалко даже надевать такой в дорогу. И сорочка белая-белая. Большие начальники, наверное, не потеют. Как ты думаешь, друг мой?

— Они больше нашего потеют, — говорю я.

— И пот, наверное, у них особенный?

— Вот именно.

— Иначе как могут сохранить в такой белизне воротники?

— Потому что в день они меняют две-три сорочки.

— Как? Каждый день? — удивилась моя жена. — Да, конечно, не то что ты — три дня в одной сорочке, — добавила она с досадой.

— Ты, жена, не завидуй, не надо.

— Я и не завидую, дорогой мой, я просто удивлена… — у жены было хорошее настроение, и я подробностями не хотел его портить, поэтому не стал распространяться.

«Хорошая ты у меня, родная, даже не знаю, что бы я делал без тебя. Ты заменила мне и мать, и всех родных», — подумал и вспомнил нашу встречу, вернее, как мы с ней впервые оказались наедине. А было это давно, ой, как давно, а подробности все еще свежи в памяти. Знать я ее, конечно, и раньше знал; мы взглядами обменивались, но друг с другом ни разу словом не обмолвились. Это было на сенокосе… Ее родителям и нам в том году луговые сенокосные участки достались рядом, как раз неподалеку от нынешнего чабанского куша — стоянки шатра Аббаса. Я был с матерью. У них же семья большая и все взрослые — отец, мать, два брата, их жены и она, окончившая в том году десятилетку.

Все в тот день были на сенокосе — погода стояла хорошая. Моей матери одной было трудно, и Патимат пришла к нам на помощь, переносить охапки травы ближе к дороге, куда подъезжали арбы, запряженные быками.

После обеда с арбами, полными сена, все ушли домой. Что за причина была сейчас, не помню, но мы с Патимат остались одни. Синева в небе необыкновенная, солнце яркое, воздух, напоенный летними запахами, аромат скошенных трав и неискушенные молодые сердца. Она на своем участке, далеко от меня, а я на своем. Искоса поглядываю на нее, делаю вид, что увлеченно кошу сено, будто ничто другое меня не волнует. И разглядел я ее впервые так пристально — хрупкая, тоненькая, в ситцевом платье и в белой накидке, вышитой золотом, белолицая, — будто лучи солнца и не действовали на нее, живая и беспокойная…

— Неужели дождь будет? — слышу вдруг ее голос совсем близко. Как это получилось, ведь я был от нее очень далеко? Я оглянулся и увидел за собой кривую полосу скошенной травы, похожую на пробор в волосах неряхи. Оказывается, работая, я не отрывал от нее взгляда и невольно потянулся в ее сторону.

Лицо мое загорелось, будто вся кровь прихлынула, как мне стало тогда неловко и стыдно, уважаемые мои, от мысли, что она видела все это. Но она и виду не подала, не стала смеяться над моей оплошностью. Я так сконфузился, что готов был провалиться сквозь землю. Что мне оставалось делать? Я сделал вид, что ищу камень, чтобы поточить косу и поспешно говорю, будто про себя:

— И камня здесь не найдешь, чтобы поточить косу!

— А вот я нашла… — сказала она и порывисто протянула мне кусок сланца.

— Дождя, по-моему, не будет, — говорю я. И в самом деле — на небе ни одной тучи не было.

— Как не будет? Уже капнуло, — весело закружилась она, подставив всему небу свое лицо.

Только успела она, закружившись, упасть на траву, как я ощутил на своих руках первые капли. Косой дождь прозрачной завесой двигался в нашу сторону от хребта Дупе-Даг. Есть поверье, что дождь с этой стороны бывает недолгим, но сильным и порывистым. Странный был дождь. И он весело зашумел на листьях деревьев. Небо чистое, солнце яркое и дождь! Большие капли упали на горячий сланец и тут же испарились.

— Зайцы свадьбу играют, Лису в невесту наряжают, — запела, запрыгала тонкая и гибкая Патимат, подставив ладошки дождю. Ветер сорвал с нее накидку, обнажив ее каштановые волосы, водопадом спадающие на плечи, на спину.

Меня охватило желание коснуться этих волос, погладить солнце, что отражается на них… И понял я, почему горянки прячут волосы, оказывается, они увлекают мужчину, притягивают его, будто магнитом. А что, может быть, в них заключен магнетизм?

Вскоре зашумело в траве, листья на деревьях тоже, казалось, радостно запрыгали, и пошел сильный дождь. Девушка с визгом побежала в ту сторону, где было укрытие под нависшими ветвями молодого густого орешника. И из укрытия она живо замахала мне рукой, мол, иди, иди, ну чего же ты мокнешь под дождем, иди. И я, бросив косу, побежал к ней.

— Намокла? — спрашиваю я и ловлю в ее глазах теплую ласку.

— Немного, — сказала она, но я видел, что она бодрится и старается скрыть от меня прохватывающую ее дрожь.

— Ты что дрожишь? Тебе холодно?

— Прохладно стало, — сказала она и свернулась, как котенок, подложив под голову платок. — Хорошо спится, когда дождь идет. Тебе не больно?

— Нет-нет… — спешу ее успокоить. — Спи, если хочешь.