Опасная тропа

Я сначала обрадовалась, что дома оказались люди, но потом поняла, что лучше бы им не знать ничего, ведь разнесут по всему свету… беда, беда, и некому пожаловаться. Я прочитала письмо, и волосы мои встали дыбом. Не может этого быть, нет-нет, это неправда. Дочь, отец так любил тебя! Я попыталась внушить ему, что доброжелатели не могли такое написать, иначе зачем скрывать свое имя. Но успокоить отца не удается, да и болен он серьезно, весь дрожит, будто в лихорадке, меня к себе не подпускает, только младшую твою сестренку призывает… Это ужасно, доченька моя, такое врагу постесняешься написать. А может быть, ничего такого не случилось? Может быть, это злые люди хотят нас расстроить? Но мы ведь никому зла не делали. А может быть, письмо написали враги Нури-Саида? Да и поэт этот, я помню, он приезжал в школу, показался мне человеком порядочным.

Напиши мне, доченька, письмо не домой, а в школу, развей мое горе — не могу поверить, что моя родная, любимая дочь настолько безрассудна. Напиши, доченька, и обрадуй нас.

Твоя мама».

ПИСЬМО ШЕСТНАДЦАТОЕ

Вчетверо сложенный лист бумаги, вырванный из амбарной книги, наспех, но убористо написанные грозные слова. На обратной стороне листа просьба передать письмо в руки Абу-Муслима.

«Пишет тебе твой брат Рустам, желающий тебе крепкого нашенского здоровья и удач в работе. И мы живем неплохо, можешь не беспокоиться. Только что я узнал от жены о том позоре, который нанес нам некий Нури-Саид, называющий себя поэтом. Если это так, брат мой Абу-Муслим, чему мне очень не хочется верить, то я готов к мести… Я не потерплю, чтоб какой-то проходимец оскорблял честь моей папахи. Я инвалидом стал на войне, умирал не раз, но не для того, чтобы теперь терпеть чью-то насмешку. Или этот человек женится на Цуэри, или умрет. Так я решил, пусть меня считают отсталым, каким угодно. Всегда преданный тебе брат Рустам».

ПИСЬМО СЕМНАДЦАТОЕ

Конверта нет, и поэтому трудно определить, было это письмо отправлено или нет, скорее всего, нет, потому что ни одна мать не хранила бы такого письма.

«Драгоценная ты моя мамочка, моя родная, заступница моя, что же ты подвергаешь меня пыткам? Я написала тебе и второе письмо, думала, первое не дошло, но и на второе от тебя нет ни ответа ни привета. Неужели это потому, что я тебе написала всю правду, да-да, и тысячу раз да, я люблю этого человека, лучше принять мне смерть, чем отказаться от этой правды.