Ее почти никто никогда не обнимал. Даже когда с ней произошло то несчастье, никто не подумал обнять ее, просто дать понять, что она не одна. Ее не разрешали утешать. Даже приходской священник деревни, в которой она жила последние семь лет, однажды дал ей понять, что она нежеланная гостья в его приходе, и что ей следует держаться подальше от церкви, дабы не оскорблять чувства прихожан своим присутствием, потому что она падшая женщина, грязная и неугодная богу грешница. С молчаливым смирением она приняла этот факт, понимая, что Бог действительно может рассердиться на нее за то, что она переступит порог Его дома.
Но сейчас, в это самое мгновение она не могла думать больше о том, что хорошо, а что плохо. Она поддалась зову сердца. Она умирала от желания хоть бы раз в жизни почувствовать себя кому-то нужной. Поверить в то, что она не одна во всем этом большом и пугающем мире. В мире, который постоянно испытывал ее на прочность. Она так сильно устала бороться со всеми сама. Так отчаянно ей хотелось прижаться к надёжному плечу! К плечу Габриеля! Эта потребность была настолько сильной, что ей вдруг захотелось заплакать. Заплакать от того, что она не может позволить себе даже такую малость — простые объятия.
Но он уже обнимал ее, прижимал к своему большому, такому сильному, надежному телу. Он был таким теплым, таким крепким и в то же время таким мягким. От него так приятно пахло. Эмили вздохнула запах легкого одеколона и теплой мужской кожи и почувствовала, как защипало глаза.
Она была достаточно высокой девушкой, но так хорошо устроилась в его руках! Так хорошо вписалась в контуры его тела! Как будто была создана для объятий. Для его объятий!
Габриел осторожно провел рукой по ее шелковистым волосам, по прямой спине, ощущая ее дрожь. Она дрожала в его объятиях, но не подумала отстраниться. Он прижался щекой к ее макушке, вдыхая неповторимый аромат сирени, который всегда напоминал ее. Впитывал то тепло, которое исходило от нее. Чувствовал рядом с собой очертания девичьего тела, такого мягкого, такого желанного. Он хотел успокоить ее и хоть немного успокоиться самому, но грудь разрывали множество мучительно-нежных, волнующих и таких сильных чувств.
— Эмили, — прошептал он, не в силах перестать гладить её завораживающие волосы. Эти восхитительно-мягкие волосы.
— Да? — едва слышно молвила она, еще крепче обняв его.
Боже, как же ей было хорошо находиться коконе его рук! Эмили никогда бы не подумала, что мужские объятия смогут заставить ее прослезиться, но она снова была готова заплакать от того тепла, которым Габриел делился с ней и которое внезапно стало вытеснять из груди нечто ненужное, давящее и черное.
— Ты в порядке?
Габриел почувствовал себя по-настоящему счастливым от того, что она еще теснее прижалась к нему.
— Д-да…
— А Ник?
— Он успокоился. Сейчас он спит…
Габриел, наконец, унял бешеное волнение. Дыхание выровнялось и, сделав над собой усилие, он поднял голову, чуть отстранил ее от себя и заглянул в мерцающие зеленые глаза.
— Я так долго ждал от тебя весточки…
Он взял прелестное лицо в свои ладони и стал незаметно поглаживать ей щеки своими большими пальцами. И видел, как при этом темнеют от удовольствия ее обворожительные глаза. Внезапно вместо тревожной тяжести на смену пришла другая тяжесть, более земная, более острая. Он посмотрел на красиво очерченные чуть припухшие и влажные губы. И сильнейшая дрожь прошлась по всему его телу. Жар охватил его легкие, и голова стала медленно кружиться…
— Я… я хотела послать за тобой… — Ее голос оборвался. Она на секунду прикрыла глаза, а затем тихо добавила: — Но я была немного занята.
Охватившее его безудержное желание вновь прижать к себе Эмили, на этот раз по совершенно иным причинам, мешало ему думать здраво, но Габриел попытался сосредоточиться на ее словах.
— Занята? — Он внимательно смотрел на нее. — И что ты делала?
Она подняла к нему свое лицо и неожиданно вздрогнула. Это почему-то насторожило Габриеля, еще и потому, что ее лицо потемнело, словно от боли.
— Я… так… ничего особенного, — уклончиво ответила она, отведя взор.
А затем стала отстраняться от него. Габби испытал настоящую боль от того, что лишался ее тепла. Он не хотел так быстро отпускать ее. Не сейчас. Еще немного… И ее странный ответ. Это встревожило его еще больше. Он не выпустил ее лицо из своих ладоней.
— Чем ты занималась?
Когда она встала чуть поодаль от него, Габриел опустил голову и заметил, что она завязала поверх платья белый передник. Почти такой, какой обычно одевали служанки. Это несказанно удивило его. Он снова посмотрел на нее.
— Нн-ичег-го…
— Эмили! — голос его стал жестче. Сердце снова застучало быстрее. — Чем ты занималась, пока Ник спал?
Он продолжал требовательно смотреть ей в глаза до тех пор, пока не услышал ее слабый ответ:
— Я… я стирала пеленки Ника…