Опасная встреча

— Да, — совсем тихо произнесла она. — Его невозможно не любить.

И снова боль смешенная с тоской в ее голосе странным образом обеспокоила его. Габби перевел задумчивый взгляд на нее.

— Дядя Бернард и тетя Джулия говорят, что все их племянники должны пойти по моим стопам, потому что видите ли они опробовали на мне все методы, как избаловать детей.

Улыбаясь, Эмили взглянула на него так нежно, что у него защемило сердце.

— Ты не производишь впечатление избалованного человека.

— Я противился этому как только мог.

— И твои родители не пытались помешать твоим дяде и тете? — Едва она сказала это, как тут же пожалела об этом, потому что знала, что он потерял своего отца. Виновато покачав головой, она тихо проговорила: — Прости.

— Все хорошо… Это было так давно… Мне было десять лет, когда родителей убили бандиты с большой дороги.

Эмили выпрямилась, изумленно уставившись на него.

— Боже… — прошептала она, видя как темнеют серебристые глаза.

Габби ожидал, когда же на него набросятся знакомая нечеловеческая боль и глубокий ужас от того, что он посмел вслух заговорит о родителях, но ничего этого не ощутил. Это было так странно. Ему всегда было невыносимо тяжело думать об этом. И он никогда и помыслить не мог, что сможет хоть с кем-то заговорить об этом. Ему казалось, что если он сделает это, то лишится последней связи с родителями. Он не хотел терять частичку их самих, то, что давало ему силы жить все это время. Но внезапно подняв голову и взглянув на Эмили, он отчетливо понял, что возможно настала пора что-то отпускать, чтобы что-то приобрести. Приобрести что-то бесценное, гораздо более нужное.

— Мы были в Клифтон-холле, в нашем поместье в Кенте, — услышал он свой голос словно со стороны, когда решился заговорить. — Кейт и Тори вернулись из Лондона после нашумевшего сезона. Очередной мерзавец разбил сердце моей старшей сестры, а вторую прозвали розой года, и ее стали так откровенно добиваться, что родители побоялись за сестер, и решили отправить их обеих домой, чтобы Кейт оправилась от разочарования, а Тори — не грозила опасность. Сами они задержались в городе, но когда возвращались домой… — Он оборвал себя, чтобы сделать глубокий вдох, но это удалось ему сделать с большим трудом. — Я был в библиотеке и читал книгу по латыни, когда услышал крики и плачь сестер. Я побежал в гостиную, но меня не пустили к ним. Я рвался туда, а потом услышал, что родителей убили… — Он покачал головой и хрипло добавил: — На них напали бандиты, ограбили и перерезали горла…

Он был так поглощен своими мыслями, что не сразу заметил, как Эмили потянула руку и накрыла своей теплой ладошкой его сжатый кулак. Он вздрогнул и посмотрел на нее. Заглянул в невероятно зеленые как изумруды глаза, и почувствовал как давит в груди.

— Габриел, — прошептала она, глядя на него с невыразимой нежностью. — Мне так жаль…

Эмили смотрела на него, чувствуя острую боль в груди. От того, что больно было ему. Он поделился с ней такими сокровенными переживаниями, и словно на секунду позволил ей проникнуть в такие уголки своей души, которые до нее не видел никто. Почти как семь лет назад сделала она…

— Спасибо, — пробормотал Габби, отняв руку от пистолета и накрыл своей ладонью ее ладошку. Внутри него что-то сжалось, а потом лопнуло и освободило его от давней тяжести благодаря искреннему состраданию, прозвучавшему в ее голосе. — Это были самые тяжелые дни в моей жизни, но они уже позади…

— Вряд ли можно забыть любящих родителей, даже если это произошло очень давно.

В ее голосе было столько боли. Габби вдруг поднял руку и коснулся ее щеки, понимая, как важны ее слова. Для них обоих.

— Твои родители так и не признали цвет твоих волос?

Больше не было смысла скрывать то, что они были знакомы. Эмили понимала это, но сердце ее пронзила жгучая мука. От теплоты его прикосновения. Ей снова захотелось прижаться к нему, словно только в его объятиях она могла защититься и укрыться от своей боли. И от прошлого. Почему-то говорить снова о самом сокровенном с человеком, которому однажды уже доверилась, показалось естественным и таким необходимым.

Опустив голову, она тихо ответила:

— Отец громко выражал свое недовольство, когда я попадалась ему на глаза, а мама всегда ругала меня за то, что я расстраивала отца. Я никогда не могла понять, почему цвет моих волос так сердит их. И однажды мама сказала, что я видимо дитя дьявола, раз у меня такие противные волосы.

Габби вздрогнул так, будто его ударили прямо в солнечное сплетение. Неужели собственные родители могли сказать такое? Сравнить это милое дитя с дьяволом! Он давно хотел наказать ее родичей, а теперь у него чесались руки свернуть им шею.

— Эмили, — тихо позвал он ее, но она словно не слышала его, погрузившись в собственные воспоминания.