Опасное искушение (ЛП)

«Неужели месть важнее моей семьи?»

Сначала я верил, что делаю это ради них. Ради Морелли.

Но почему я считал их своей семьей, когда они только и делали, что подвергали меня остракизму и использовали?

Технически, в моих жилах даже не текла кровь Морелли.

Как и у Эзры, Уолкотта или Хенрика.

Как и у Бельканте.

Но они… они заботились обо мне.

Это было очевидно, когда я позволял себе думать об этом.

Я был им небезразличен настолько, что они приняли меня таким, какой я есть.

Человеком или монстром.

И вот я подвергал всех их опасности, потому что этот гребаный мудак запрограммировал меня верить, что я ничего не стою, если не заслужу его похвалы.

— Что ты собираешься делать, мальчик? Позволить какой-то шалаве Константин промыть тебе мозги, заставив поверить, что ты принадлежишь ей? Это все ложь. Ты Морелли. Ты принадлежишь мне, — спокойно поддразнивал меня Брайант. — Неужели ты так далеко зашел, что готов застрелить собственного отца?

В памяти всплыло лицо Брэндо, копна светлых кудрей и щербатая улыбка, широко расплывающаяся всякий раз, когда я оказывался рядом, потому что я заслужил его восхищение и обожание.

Бьянка.

Ее лицо темной ночью на пляже исказилось от подаренного мной удовольствия.

Цвет этих глаз, когда она боролась со мной, когда снова и снова показывала мне, каково это — бесстрашно встречать невзгоды.

Как нежно она лизала мой шрам, как будто хотела залечить каждую нанесенную мне рану.

«Да», — дико подумал я, в один безумный миг изменив ход своей жизни.

— Да, — сказал я Брайанту, и это слово стало объявлением войны семье, которую я поклялся защищать.

А затем я нажал на курок.

ЭПИЛОГ

БЬЯНКА

Я бежала по коридорам «Метрополитена», как вырвавшаяся из ада летучая мышь, и по моему лицу текли слезы. Я не замечала окружающего, сосредоточившись на разваливающемся мысленном образе лица Тирнана, когда Брайант разоблачил его в том, кем он был на самом деле.

Морелли.

Рыдание вырвалось наружу, как звук трубы на похоронах.

Всё очень походило на это. На смерть.

На смерть мечты, о которой я даже не подозревала, пока ее не вырвали из моих рук жестокими руками Брайанта Морелли.

Я думала…

Думала, что Тирнан станет семьей.

Что вместе с Эзрой, Хенриком, Уолкоттом, Брэндо и Пикассо в этом огромном, нервирующем доме Лайон-Корт мы становимся чем-то единым. Чем-то более сплоченным, чем то, что было у меня с Аидой, потому что не я одна заботилась о нашей компании. Хенрик учил меня драться, Эзра присматривал за Брэндо, как вторая, громадная тень. Уолкотт заботился не только о доме и прилегающей территории, но и о наших душах, появляясь, как по волшебству, всякий раз, когда кому-то что-то было нужно.

И Тирнан, наш хозяин.

Если он просто хотел использовать нас с Брэндо, чтобы распять память о нашем отце, то почему был так разрушительно добр?

Зачем ему фигурка Халка, визиты к врачу и Пикассо для Брэндо?

К чему поцелуи, которые пробивались сквозь мою душу, как солнце сквозь грозовое небо?

Зачем?

Если только он не был настолько жестоким, как рассказывали о Морелли, настолько бессердечным, что хотел нанести максимальный вред.

Заставить нас полюбить его, а потом вырвать все это.

Я набрала в легкие воздуха и, зацепившись о край платья с перьями, тяжело упала на колени. Я так и осталась стоять, уткнувшись лицом в ладони, словно могла собрать свои слезы. Как будто у них была какая-то цель. Какой-то смысл.

Но они ничего ни для кого не значили.

Я снова была одна.

Смутно я осознавала стук каблуков по мрамору и громкий гул разгара вечеринки.

Но только внезапно почувствовав рядом чье-то присутствие, я открыла свои затуманенные, горящие глаза и увидела пару туфель из тонкого синего бархата на безумно высоких каблуках. Я скользнула взглядом по гладким ногам до подола белого облегающего изящную фигуру шелкового платья-футляра и далее до стройных плеч и лица, прекрасного, как картина Титана.

Кэролайн Константин, свидетельница моего разбитого сердца и нервного срыва.

Она смотрела на меня сверху вниз, ее глаза были пусты и непроницаемы, как пласты нетронутого льда зимой.

Я не дышала, рыдание застряло у меня в горле и распухло так, что я не могла вдохнуть воздух в свои сжавшиеся легкие.

Должно быть, в моих глазах был вопрос, преклонение.

Мольба о помощи.

Мне некуда было бежать и было от чего убегать.

Только в моих самых смелых мечтах Кэролайн Константин, моя последняя известная связь с отцом, могла когда-либо предложить мне утешение или защиту.

И все же…

Я безмолвно смотрела на то, как она слегка наклонилась и, прикоснувшись двумя пальцами к моему подбородку, заглянула в залитое слезами лицо.

— Бьянка Бельканте, — сказала она, и мое имя, словно жемчуг, прокатилось у нее по языку. — Какой сюрприз.

Я икнула.

— Бьянка, — раздался мужской голос позади Кэролайн, и через мгновение место рядом с ней занял высокий, красиво одетый блондин.

Я моргнула, смахивая с глаз влагу, и попыталась вспомнить знакомое лицо. Для этого мне потребовалась всего секунда, возможно, потому, что я не испытывала подобного горя с того дня, как умерла моя мать.