Члены Совета долго не возвращаются. Мы с Гарри сидим рядом с герцогиней Пембрук, прихлебывая вино, приправленное пряностями, – его принесли тем, кто остался за столом.
Джейн уходит в спальню. Прежде чем удалиться в королевские палаты, она проходит мимо кланяющихся и шаркающих ногами придворных, тепло обнимает и целует меня.
– Спокойной ночи, сестренка, – говорит Джейн тихим голосом, не позволив мне присесть в реверансе. – И помни: мне эта корона не нужна, так что она никогда не встанет между нами. Прошу тебя, помолись за меня. Члены Совета хотят сделать Гилфорда королем, но я никогда на это не соглашусь. Так что проси Господа, пусть даст мне силы воспротивиться.
– Непременно, – обещаю я, а про себя думаю, что, если бы меня вдруг сделали королевой, я бы ни за что не отказала в короне Гарри. Но сейчас меня больше волнует другое.
– А что, если принцесса Мария будет продолжать упорствовать в своих претензиях? – обращаюсь я к мужу и свекрови. – Надеюсь, у нее не так уж много сторонников?
– Мы должны молиться, чтобы этого не случилось, – отвечает Гарри. – Не переживай, дорогая. У нас много чего впереди, особенно сегодня ночью.
Его слова успокаивают меня. Я молода и влюблена, и моему счастью ничто не может помешать.
Члены Совета наконец возвращаются, и Пембрук со строгим лицом присоединяется к нам.
– Сегодня я должен остаться здесь, в Тауэре, – говорит он. – В королевских покоях разгорелась свара не на шутку. Джейн наотрез отказалась назвать Гилфорда королем, и его мать вне себя от бешенства. Откровенно говоря, я бы предпочел находиться где-нибудь в другом месте. Но вы должны вернуться в Байнардс-Касл.
Графиня зовет свою горничную и просит принести ее плащ.
Зал пустеет, придворные расходятся – оставаться более не для чего. Граф провожает нас к Придворным воротам, где уже ждет лодка. По пути меня внезапно охватывает приступ страха, накатывает непреодолимое желание бежать со всех ног. Я не могу объяснить это логически, потому что страх мой какой-то неопределенный и, кажется, совершенно не связан с судьбоносными событиями последних дней. Скорее это… Неужели предчувствие чего-то дурного? Меня пробирает дрожь. К счастью, волна паники быстро отступает. Наверное, всему виной сегодняшние обильные возлияния.
Когда лодка подплывает к пристани, Пембрук бормочет:
– А теперь послушайте, что я вам скажу. Боюсь, мы попали в скверную ситуацию. Марию в народе всегда любили. А твоя сестра, Катерина, совершенно никому не известна. И принимали ее сегодня весьма прохладно. Все считают, что она – игрушка в руках Нортумберленда, а его, как известно, не слишком жалуют. Да еще это письмо от принцессы Марии: оно раскололо членов Совета. Во время заседания я почувствовал некоторое охлаждение со стороны части лордов, а кое-кто даже открыто высказывал свои подозрения: дескать, Нортумберленд хочет посадить на трон Гилфорда. Когда я покидал палату Совета, граф Эрандл отвел меня в сторону и сказал, что, на его взгляд, когда герцог станет не только лордом-президентом Совета, но еще и свекром королевы, его высокомерие возрастет стократ. А потом Винчестер признался мне, что поддерживает Нортумберленда только потому, что боится за собственную шкуру. Не сомневаюсь, что некоторые лорды сейчас выжидают, куда ветер подует.
– А вы, сэр? Какова ваша позиция? – спрашивает Гарри, глядя на отца встревоженным взглядом.
Граф хмурится.
– Не думаю, что в данной ситуации благоразумно окончательно и бесповоротно связывать себя с Нортумберлендом, – бормочет он. – Если возникнет необходимость, я с ним порву. Но пока об этом еще рано говорить. Я тоже считаю, что лучше выждать: посмотрим, как будут развиваться события.
Я помалкиваю. Нетрудно догадаться, что Пембрук не питает особой привязанности ни к Нортумберленду, ни к Марии, а уж тем более к Джейн. Этот человек думает только о себе, о своем будущем влиянии и процветании. И это становится еще очевиднее, когда он безжалостно заявляет:
– Гарри, ты должен забыть о том, что я говорил тебе прежде. Потому что все изменилось. И я категорически против консумации твоего брака. Если Нортумберленд проиграет, мы не должны оказаться связанными с домом Саффолков.
При этих словах меня охватывает самый настоящий ужас. Ужас и бешенство. Неужели мои чувства ему совершенно безразличны? Как он смеет так пренебрежительно говорить о моей семье! И не слишком ли безнадежно смотрит свекор на будущее? Мария лишена поддержки, и Нортумберленд отправил за ней своих людей, так что в скором времени она может оказаться его пленницей, и уже никто не посмеет оспорить законное право Джейн на трон. И вот тогда придет мой звездный час: я обязательно напомню милорду Пембруку, как он оскорбил сестру самой королевы. Но когда еще это будет? А пока я в отчаянии, с трудом сдерживаю слезы; нет, я не доставлю графу этого удовольствия – он не увидит, как я плачу.
Гарри сверкает глазами. Я с волнением слышу, как он срывающимся шепотом говорит:
– Катерина – моя жена, и я ее люблю! Вы, сэр, не имеете права разлучать нас таким образом. Нас обвенчали!
– Подобного рода союзы заключаются из политических соображений, мой мальчик, – ровным голосом говорит граф. – Любовь не в счет. Если нам придется выпутываться из этих уз, ты еще поблагодаришь меня. Когда брак не консумирован, его легко расторгнуть.
Теперь я горько плачу, и меня уже не волнует, видит кто-нибудь мои слезы или нет.
– Но я не хочу расторгать брак! – кричит Гарри, и гребцы в лодке испуганно смотрят на нас. – Я хочу, чтобы Катерина стала моей женой, – никого другого мне не нужно! Даже если бы я ее не любил, то и тогда не смог бы найти себе пары лучше. Вы только подумайте, из какой она семьи!
– Лучше подумай о том, что вскоре она может стать дочерью и сестрой государственных изменников, ты сопливый дурак, – бормочет его отец.
Тут я обретаю голос, ибо не могу допустить таких оскорблений в адрес своей семьи.
– Они не изменники, милорд, – произношу я сквозь слезы, – а люди, радеющие за веру, которую вы исповедуете! Моя сестра вовсе не хотела этой короны. Джейн приняла ее только потому, что считает: такова воля Господня. И еще потому, что она сможет сохранить в стране истинную религию.
Пембрук смотрит на меня так, словно на него вдруг зарычала мышь. А я чувствую, как во мне кипит кровь – кровь королей и принцев, короля Генриха и короля Эдуарда, всех великих монархов вплоть до Вильгельма Завоевателя и Альфреда Великого. Я не позволю, чтобы на меня смотрели как на пустое место! Не сомневаюсь, родители гордились бы мной, будь они здесь, и не меньше моего были бы оскорблены словами графа.
– Божья воля в этом деле еще не очевидна, – рычит Пембрук, – а до тех пор, девочка, ты будешь вести себя смирно и молиться о счастливом исходе. И запомни: никто в этом доме не смеет оспаривать мои приказы. Возможно, вам придется потерпеть всего лишь несколько дней.
У Гарри такой вид, будто он сейчас тоже заплачет – от ярости и разочарования. Он с трудом держит себя в руках. Молча помогает мне и матери сесть в лодку, а потом обессиленно падает на подушки. Лодка опасно раскачивается, ударяясь о пристань.
– Терпение, дети мои, – пытается успокоить нас графиня.
Но мы и так терпели уже слишком долго. И на протяжении всего короткого пути по залитой лунным светом Темзе Гарри сидит с каменным лицом, а я безнадежно рыдаю.