Опасное наследство

За ужином Пембрук сообщает, что завтра Мария будет провозглашена в Лондоне королевой.

– Когда об этой новости станет известно, народ возрадуется, – заключает он.

Я, однако, не испытываю ни малейшей радости. Прекрасные дни миновали слишком быстро. Моя сестра больше не королева, и теперь на всех нас лежит подозрение в измене.

Утром граф с членами Тайного совета отправляется в Гилдхолл [33] , они должны будут присоединиться к лорду-мэру и городским старейшинам и стать свидетелями провозглашения Марии королевой.

– А вы не вздумайте выходить из дома, – предупреждает свекор. – Сестре узурпаторши негоже появляться на публике, в особенности с моим сыном.

Я открываю рот, чтобы возразить, но он уходит.

– Пожалуйста, успокойся, – просит Гарри, обнимая меня, однако голос выдает его собственное волнение, – отцу тоже сейчас нелегко.

Я слишком испугана, чтобы говорить. Сославшись на головную боль, я ухожу к себе и ложусь, погружаюсь в беспокойный сон, и мне снится девушка в синем платье. Она пытается убежать от какой-то опасности. Я не знаю, что именно угрожает бедняжке, но это нечто воистину ужасное. А я вынуждена лишь стоять рядом и беспомощно смотреть, не в силах ничем ей помочь.

После обеда Пембрук возвращается вместе с мэром Лондона и всеми его присными. В особняке воцаряется суматоха, люди приходят и уходят, хлопают двери. Я через окно вижу и узнаю некоторых посетителей – это члены Совета. Потом дом погружается в тишину, и я решаю, что все ушли.

Остальная часть дня проходит спокойно. Сквозь открытые окна я слышу привычный шум и крики с реки. Сегодня прохладно, легкий ветерок колышет занавеси из дамаста. Хорошо бы уснуть снова, чтобы избавиться от этого тягостного чувства безысходности и неопределенности. С другой стороны, я должна быть с Гарри, проводить с ним, пока еще есть такая возможность, как можно больше времени, потому что, боюсь, наш брак обречен. При мысли о том, что меня скоро разлучат с любимым, я принимаюсь плакать. Я всем сердцем желаю принадлежать ему, пусть хотя бы один только раз.

И вдруг меня осеняет: если мы скажем графу, что уже познали плотскую любовь и стали мужем и женой, он не сможет нас разделить! Пусть это ложь, но она спасет нас. Потому что тогда у графа не будет оснований для расторжения нашего брака.

Сердце бешено колотится у меня в груди. Откинувшись на подушки, я тщательно обдумываю все и прихожу к выводу, что эта уловка может сработать. Я должна рассказать Гарри о том, что придумала. Но когда я отправляюсь на поиски мужа, Сандерс сообщает мне, что Гарри уехал в Чипсайд, дабы присутствовать на торжественной церемонии провозглашения Марии королевой. Он опять не подчинился приказу отца! Это вселяет в меня надежду: похоже, Гарри вовсе не собирается безоговорочно повиноваться милорду.

Я возвращаюсь в свою комнату и сажусь за стол возле открытого окна, освежаю лицо лавандовой водой, беру гребень и начинаю расчесывать спутавшиеся волосы. Надев арселе [34] и ослабив ленту под подбородком, я смотрю в зеркало и внимательно разглядываю свое отражение: бледная кожа и большие голубые глаза, подернутые тревогой. Вид у меня больной. Я щиплю себя за щеки, чтобы они порозовели, и кусаю губы. Я должна выглядеть привлекательной, когда Гарри вернется.

Часы бьют пять. С улицы доносится громкий шум, а затем – крики и радостные вопли, топот бегущих ног. «Боже, храни королеву Марию!» – восклицает кто-то, после чего раздаются крики «ура» и свист. Потом начинают радостно звонить колокола, все больше и больше церквей присоединяются к этому торжественному перезвону, словно бы спеша поделиться друг с другом добрым известием, и вскоре уже кажется, что весь мир ликует. Весь мир, кроме меня.

Я бегу в другую часть дома, туда, где окна выходят в город. Несколько мгновений спустя ко мне присоединяется графиня. Мы молча смотрим на лондонцев, которые возбужденно носятся туда-сюда и громко делятся радостной новостью. Люди подбрасывают в воздух шапки, соседи жмут друг другу руки, разводят костры, выносят на улицу столы, тащат угощение и большие кувшины с элем и вином.

– Я не помню, чтобы народ так радовался, – говорит наконец миледи, когда до нас доносится звук песни. – Ты только посмотри на них – даже монетки из окон бросают. Теперь наверняка будут пьянствовать всю ночь.

Я открываю окно, высовываюсь:

– Смотрите!

На улице внизу почтенные граждане и купцы, обычно отличающиеся степенным поведением, стаскивают с себя гауны [35] , подпрыгивают и пляшут вместе с простолюдинами. И тут под приветственные выкрики возвращается граф Пембрук. Я вижу, как мой свекор улыбается во весь рот, словно это лично он даровал такую радость людям, которые теперь толпятся вокруг него. Мы видим, как он снимает шапку, наполняет ее золотыми монетками и швыряет в толпу.

– Веселитесь! – кричит Пембрук. – Боже, благослови королеву Марию, нашу законную правительницу! – Добрые граждане одобрительно ревут, толкают друг друга, подбирая монетки. Потом граф поднимает руки, чтобы привлечь их внимание. – Слушайте все: брак моего сына с леди Катериной Грей, заключенный помимо моей воли по принуждению Нортумберленда, подлежит расторжению! Герберты не хотят иметь ничего общего с изменниками! – Это заявление также сопровождается одобрительными криками, но я их почти и не слышу, потому что вот-вот упаду в обморок. Испуганная графиня усаживает меня на стул.

– Нет, нет! – рыдаю я. – Это невозможно!

– Тише, тише! – увещевает меня графиня, и все слуги сбегаются к нам – узнать, что случилось. – Слезами горю не поможешь, дитя мое. Смотри, вот Гарри пришел. Он знает, что в этом вопросе лучше подчиниться воле отца.

На лице Гарри мрачное выражение. Опустившись на колени подле стула, он прижимает меня к себе и заявляет:

– Никто нас не разлучит!

– Мы должны сказать им! – отчаянно восклицаю я.

– Что именно? – В комнате появляется граф.

– Гарри, скажи своему отцу, почему он не может аннулировать наш брак! – кричу я мужу, который, явно не понимая, о чем речь, лишь растерянно смотрит на меня.

Пембрук хмурится:

– Что за глупости? Брак будет аннулирован, и точка!

– И на каком, интересно, основании? – строптиво спрашивает Гарри.

– На том, что он не был консумирован. И ты это прекрасно знаешь, мой мальчик.

– В таком случае у вас ничего не получится, потому что наш брак был консумирован, – сообщаю я, чувствуя, как от смущения пунцовеют мои щеки. Но я полна решимости отстоять свое счастье. Гарри восхищенно смотрит на меня – он понял, что у меня на уме.

Пембрук невесело смеется:

– Ха! Надо же такое придумать!

Гарри не уступает:

– Уверяю вас, сэр, что Катерина – моя жена во всех смыслах. Мы тайно возлежали на брачном ложе. Так что теперь расторжение нашего брака будет противно закону Божьему.

– Это правда, – говорю я. – Клянусь.

– Избавьте меня от своих клятв, – рычит Пембрук. – Как такое возможно? Сандерс по моему приказу не спускал с вас глаз.

– Тогда спросите его, – предлагает Гарри. – Спросите его, сопровождал ли он нас в башню, в ту комнату, где мы нашли старые бумаги.

– Еще чего! – рычит граф. – Ни за что в это не поверю! Думаешь, я поддамся на провокацию, на эту твою никчемную ложь?!

– Я не лгу! – настаивает Гарри.

– Да, – вставляю я, потихоньку скрещивая пальцы в складках платья. – Это правда. – Я полна решимости не отступать.

– Чепуха, – заявляет граф, – я больше не намерен это слушать. Ты сегодня же покинешь мой дом, Катерина. С собой заберешь только то, что привезла. А если осмелишься где-нибудь повторить свою ложь, чтобы оспорить расторжение брака, то тем хуже будет твоей сестре.

– Нет! – кричу я и цепляюсь за Гарри, словно за соломинку, умоляя Бога, который не слышит меня, не разлучать нас. Гарри, не выдержав, тоже начинает плакать. Он прижимает меня к себе, клянется отцу страшными клятвами, что не расстанется со мной, но граф стоит на своем:

– Я все сказал. Вопрос решен. – Он выходит из комнаты, а я от горя едва не лишаюсь чувств на руках у Гарри.

– Иди пока, моя Катерина, – подбадривает он меня. Гарри говорит сурово, словно вырывает эти слова из сердца. – Я буду сражаться за тебя, клянусь. – Он отпускает меня, глаза его горят решимостью. Это придает мне силы – я подчиняюсь и отпускаю его. – Простимся пока, – говорит Гарри, не спуская с меня взгляда и нежным пальцем отирая слезы с моих щек. – Помни, как сильно я тебя люблю, моя дорогая жена.

– А я тебя, мой дорогой муж, – шепчу я. Потом, чувствуя, что сердце мое окончательно разбито, отворачиваюсь и иду в свою комнату. Я не оглядываюсь, поскольку боюсь, что решимость изменит мне.