— Очень, — призналась Кейт. — Не знаю, как с этим справиться. Но, Мэтти, пожалуйста, после нашего отъезда отсюда никогда больше не произноси вслух его имя. Я безразлична супругу, но милорду небезразличны его честь и доброе имя.
— Обещаю, миледи, — поклялась Мэтти. — Сегодня алое? — И она помогла Кейт надеть облегающее бархатное платье с тугими рукавами, расширяющимися на запястье, низким вырезом, отороченным золотым дамастом, юбкой, ниспадающей мягкими складками до пола, и шелковым поясом, украшенным золотыми подвесками. Потом Мэтти заплела волосы госпожи в тугую косу и закрепила ее на затылке. Сверху она надела ковшеобразный головной убор, покрытый тем же дамастом, что пошел на оторочку платья, и к нему пришпилила украшение в виде бабочки из кисеи. Когда это громоздкое сооружение — последний крик моды — было наконец установлено, Кейт обнаружила, что должна держать голову ровно и ни в коем случае не шевелить ею, иначе все это хитроумное убранство моментально слетит на пол. Ношение головного убора, пусть даже и такого изящного, было еще одной из отвратительных сторон супружества. Кейт не могла понять, как королева Анна и другие знатные придворные дамы умудряются двигаться без напряжения и свободно. Ах, как бы ей хотелось снова ходить с распущенными волосами!
Трапеза была роскошной, городские бюргеры в меховых одеяниях изо всех сил старались угодить королю. Когда Ричард вошел в ратушу, раздались приветственные крики, и на некоторое время его угрюмое лицо просветлело. Здесь, подумала Кейт, не ходило никаких слухов, и от этого на сердце у нее стало легче.
Они с Уильямом поднялись рано, посетили мессу, позавтракали. Потом отправились к королю, который тепло встретил их и сообщил, что дарит им в совместное владение пятнадцать особняков в Сомерсете, Девоне и Корнуолле. Казалось, щедрее даров и быть не может. Теперь они могли содержать большое имение. Король сделал это ради дочери и для закрепления преданности Уильяма. Кейт подумала, что в этом не было нужды: у Уильяма просто не хватило бы воображения, чтобы замыслить измену. Преданность дому Йорков так или иначе была в крови у семейства Гербертов.
Отец сказал Уильяму, что подтвердил его графское достоинство, и в ответ тот невозмутимо поблагодарил короля.
— Выслушай меня, сын Герберт, — сказал Ричард, — эти почести и мою дочь ты получил не просто так, ты должен будешь оборонять для меня Южный Уэльс от Тюдора, потому что он, несомненно, вскоре предпримет еще одну попытку высадиться в Англии. Я же тем временем буду оборонять север. — Гримаса боли исказила лицо короля: ведь на севере его должен был представлять принц Уэльский.
Он не без труда взял себя в руки.
— Я намерен основать на севере королевскую резиденцию, она будет размещаться в замке Сандал и управляться моим племянником Линкольном, который станет теперь там моим представителем. Ему также будет передан замок Шерифф-Хаттон, где я собираюсь разместить в безопасности наследников дома Йорков. Туда будут отправлены Уорик, его сестра Маргарита и мой внебрачный сын Джон Глостер — мальчику это пойдет на пользу.
Король помолчал.
— Я хочу сказать вам кое-что. Вам обоим. Пока это великая тайна, но я объявлю об этом всем, когда политическая ситуация будет благоприятной. Наследником трона является Уорик, но он не может наследовать мне. Я прекрасно отношусь к племяннику, однако, увы, не с его умом управлять королевством. Не буду скрывать, мне иногда кажется, что я и сам недостаточно умен для этого непростого дела! Поэтому я собираюсь сделать своим преемником молодого Линкольна.
Кейт вздрогнула при этих словах. Она почти не слышала, что говорил отец дальше, приводя веские доводы в пользу того, что Линкольн будет хорошим королем. Бедняжка могла думать только об одном: распорядись судьба иначе, она могла бы стать королевой Англии, сидеть рядом с Джоном на его будущем троне. Иоанн II — так бы его называли. Вообще-то, если судить по королю Иоанну Первому,[62]
это имя было для английских королей далеко не самым счастливым, но Кейт не сомневалась, что ее Иоанн сделал бы его знаменитым.— Мудрый выбор, ваше величество, — сказал ее муж. — У благородного Линкольна есть для этого все необходимые качества.
— Да, — согласился король, на несколько мгновений задержав задумчивый взгляд на Кейт. Она поспешила опустить глаза. — А теперь вы должны торопиться, — заключил он. — Вам предстоит неблизкий путь. — Голос его звучал надломленно. Он переживал прощание с дочерью так же тяжело, как и она сама.
Вошла королева, принесли вино, все выпили за блестящее будущее Кейт и Уильяма, за поражение врагов короля. Потом Кейт попросила пажа принести прощальный подарок отцу — ее портрет в раме, выполненный очень изящно и похоже: она была изображена в синем платье (в том самом, которое надевала на его коронацию) и с подвеской из сапфира. Ричард восхищенно посмотрел на портрет, а потом печальная улыбка появилась на его лице.