— Значит, у вас нет никаких доказательств того, что этот брак действительно был заключен?
— Ничего подобного, у меня было бесспорное доказательство! Дарственная на землю — сразу после венчания муж сделал мне этот подарок. Документ лежал в том самом ларце, что сейчас перед вами, но потом куда-то исчез. — Лейтенант хмурится. — Уверяю вас, сэр, граф Хартфорд действительно сделал мне этот подарок! Дарственная была написана на пергаменте, он преподнес ее мне на шестой день после венчания. Но с тех пор мы столько раз переезжали с места на место, что документ потерялся. И я не могу сказать, где он. — Я чуть не плачу от чувства безысходности. — Мой добрый сэр Эдвард, вы должны мне верить. У меня была эта дарственная. И я честно расскажу вам все о церемонии бракосочетания, а также о том, что ей предшествовало, и о том, что случилось после.
И я возвращаюсь к самому первому дню в Хэнуорте три года назад, когда все и началось.
История долгая, и я рассказываю ее с увлечением. Лейтенант записывает все это без комментариев. Мне бы хотелось знать, что он думает, но сэр Эдвард ничем не выдает себя. В какой-то момент мне даже кажется, что поручение королевы ему не по душе. Когда я наконец заканчиваю, наступает долгая пауза: мой тюремщик просматривает свой отчет.
— Пожалуйста, опишите священника, — просит он.
Я как можно точнее описываю священника, понимая, что это может обрушить немало бед на его голову.
— На нем не было стихаря, — вспоминаю я. — Но, сэр, мой муж подарил мне обручальное кольцо. Вот, смотрите!
Я снимаю с безымянного пальца изящную драгоценность и открываю пружинку, чтобы лейтенант смог прочесть надпись. Он молча смотрит, а потом уточняет:
— Вы уверены, что не можете вспомнить имени священника?
— Я его никогда не слышала.
— Узнали бы вы этого человека, если бы увидели его?
Я задумываюсь на мгновение. Я не хочу, чтобы наказание священника лежало на моей совести.
— Не уверена.
— Скажите, а госпожа Ли не может знать, где находится дарственная?
В ответ я лишь пожимаю плечами.
— Где ваша бывшая горничная теперь?
— Не знаю.
— Постарайтесь припомнить во всех подробностях, как проходило утро накануне венчания.
Я рассказываю о том, как мы с Джейн спешили на Кэннон-Роу, а также о том, что произошло в доме Неда.
— И после этого я в душ'e считала графа своим мужем, как и подобает жене. А потому, увидев его охранное свидетельство для отъезда во Францию, буквально впала в отчаяние. Оно случайно попалось мне на глаза. Я знала, весь двор за мной наблюдает, и боялась, что моя беременность будет замечена.
Сэр Эдвард откашливается и неловко просит:
— А теперь расскажите мне о подробностях любовных отношений между вами и лордом Хартфордом. — Я смотрю на него, потрясенная и смущенная. — Прошу меня простить, но мне приказано задать этот вопрос, — говорит он, также смущаясь, и я чувствую, что мой тюремщик — человек порядочный.
— Я не могу и не стану делать этого, — решительно заявляю я. — И пожалуйста, сэр, не принуждайте меня отвечать на этот вопрос, этим вы все равно ничего не добьетесь.
— Я вовсе не собираюсь вас принуждать, упаси Бог, — говорит лейтенант. Тяжело вздохнув, он поднимается и собирает писчие принадлежности. — Благодарю вас, леди Катерина. На этом пока все.
— Сэр! — немного истерически вскрикиваю я. — У вас есть какие-нибудь известия о моем муже?
— Я не имею права говорить с вами об этом. — И он, поклонившись, уходит.
Я снова начинаю рыться в ларце, хотя делала это уже много раз. Увы, дарственная Неда бесследно исчезла. Мысль о том, что я потеряла единственное документальное свидетельство нашего брака, приводит меня в отчаяние.
Моя первая ночь в тюрьме. Я ложусь рано, потому что устала до изнеможения. Онор помогает мне надеть ночную рубашку, потом разбирает постель и уходит, оставив меня наедине с моими ужасными мыслями. Я стараюсь не думать о том, что испытывает человек, когда ему в шею вонзается топор. Прежде я, конечно, не раз представляла себе это, но теперь стараюсь прогнать образы, возникающие перед моим мысленным взором, настолько они чудовищны.
А тем временем великолепный заход за окном сменяется бархатной синевой вечера. Когда наступает полная тьма, я зажигаю свечу, довольно долго просидев перед этим без света, погруженная в свои бесконечные переживания. Заставляя себя не думать о худшем, я воображаю, как защищаюсь перед лицом королевы. К сожалению, я не могу найти аргументов, чтобы убедить Елизавету в своей невиновности. Уж не знаю, правду ли болтают о ее отношениях с лордом Робертом Дадли, но должна же эта женщина иметь представление о том, что такое любить и быть любимой. Так почему Елизавета столь жестока ко мне? Неужели потому, что сама она попросту не способна на любовь? Зная королеву, я легко могу в это поверить.