– Гарт, Гарт, – шептала я, лаская его.
– Чертовка, – сказал он нежно, – какая ты сладкая, чертовка.
Он вонзил свой клинок глубоко в мое лоно, и я приняла его с жадностью. Мы слились воедино, в один расплавленный слиток плоти. Внутри меня распахнулась немыслимая бездна, и я потонула в пульсирующей бархатной черноте. Мы так хорошо знали друг друга там, в темноте. Ну зачем, зачем нам вообще выбираться на свет?
– Ты хорошо усвоила уроки, – сказал Гарт позже, потираясь щекой о мое плечо. – Должно быть, Лафит – чудесный учитель.
– Я думаю, – поддразнила его я, – мне тоже довелось его кое-чему научить. Ты же, должна тебе заметить, так ничему и не научился. Все так же по-варварски груб с дамскими нарядами.
– Я не виноват, что женщины продолжают носить одежду, – отшутился Гарт.
Переведя дыхание, я быстро сказала:
– Я не буду твоей любовницей, Гарт.
– Я не помню, чтобы просил тебя об этом, – ответил он сонно.
– Нет. Ты не просил. Ты, как я полагаю, решил переложить инициативу на меня.
– Что-то вроде того, – пробормотал он, хватая губами мочку моего уха.
– Ну так вот, я не стану твоей любовницей. Ты женат, и к своим грехам я не хочу добавлять прелюбодеяние.
Гарт хмыкнул.
– Ты в опере был с Жоржеттой?
– Да.
Он поцеловал впадину на горле и грудь.
– Прекрати! Я хочу поговорить!
– Прости меня, Элиза, – засмеялся Гарт. – Когда я с тобой, я забываю обо всем. О чем ты говорила?
– Мы обсуждали Жоржетту. Она… она довольно привлекательная, – выдавила я. – Ты давно женат?
– Долгих двенадцать лет.
– Что? – удивилась я.
– Мне почти тридцать три, – с шутливой серьезностью пояснил он, – почти старик, мое дитя. Наш брак, как принято в добропорядочных креольских семьях, был оговорен родителями, еще когда мы были детьми.
– Вот как, – протянула я.
Я вспомнила свой собственный несостоявшийся союз с бароном.
– Ты ее любишь? – несмело спросила я.
– Ох уж эти женщины! – вздохнул Гарт. Вероятно, все его женщины задавали ему тот же вопрос.
– Любовью там никогда и не пахло, – терпеливо объяснил он. – Я женился на громадном состоянии и двух сотнях акров земли. Наши плантации слились воедино. Мак-Клелланды из весьма зажиточных превратились в очень богатых. Деньги – неплохая компенсация за отсутствие любви, Элиза. Когда есть деньги, можно позволить многое.
– Я знаю, – ответила я. – Ты можешь купить себе кресло в сенате, ложу в опере, целое ожерелье любовниц.
Я отстранилась от него и набросила пеньюар.
– Но ты не сможешь купить меня, Гарт, – сказала я, подходя к окну. – Ты не предлагал мне стать твоей любовницей, но рано или поздно это предложение все равно бы прозвучало. Я самостоятельная женщина, Гарт, свободная, понимаешь?
– Конечно, – согласился Гарт. – И что ты намерена делать со своей свободой, осмелюсь спросить?
Я поиграла бархатной портьерой на окне.
– Пока не решила. У меня есть немного денег. Куплю, наверное, маленький домик в городе со скромной обстановкой, а на остальные попробую поиграть на бирже. На сахаре или хлопке, на чем-то да удастся разбогатеть. Жан мне поможет. А когда стану очень-очень богатой, я вернусь во Францию. «О, Элиза, – будут все говорить, – как вы прекрасно выглядите. Вы преуспели!» А я буду роскошно жить в Париже и принимать людей только очень известных, таких, как император и его советники и братья, и еще генералов его армии.
– Они будут думать, что ты нажила деньги проституцией, – смеясь, предупредил Гарт.
– Ну и пусть, – запальчиво парировала я. – Мне плевать, что они подумают. А любовники у меня будут сплошь молодые, – с нажимом сказала я, – я буду злой и бессердечной, буду без сострадания прогонять их, как только они мне надоедят.
С реки веяло прохладой. Я чувствовала аромат кофе и роз и будоражащий запах цветущих олив.
– Какой ужас! – засмеялся Гарт. – Если бы ты предупредила о молодых любовниках раньше, я ни за что бы не сказал, сколько мне лет.
– Дело не в возрасте, – чуть подумав, ответила я. – Дело в твоей холодности, Гарт. Ты знаешь, мне почему-то было бы легче, если бы ты любил жену. Это звучит странно, я знаю. Но если бы ты мог любить хоть кого-то, когда-нибудь… ты стал бы и ко мне относиться по-другому, – говорила я тихо, больше для себя, чем для него. – Я многое могла бы тебе простить. Но… в наших отношениях никогда ничего не изменится. Ты все такой же грубый и черствый, тебе все так же нравится делать мне больно. Ты так и не понял, что женщина – это не только пара грудей, мягкие губы и… и теплое местечко между ногами.
– Ты все еще ненавидишь меня?
В его голосе мне послышалась издевка.
– Да, – ответила я с жаром, – всем сердцем.
Он подошел ко мне.
– Бедная моя девочка, ты скучаешь по Гранд-Терре, злишься на меня потому, что я не сказал про жену, и в довершение всего ты начиталась плохих романов. Пошли в постель…
Я заглянула в его глаза.