Опасное поручение (СИ)

Однако, решив ехать в Кострому на «вольных», а не на «почтовых», я не экономил. Кто-то скажет, что почтовые гораздо дешевле вольных, и я с этим спорить не буду, так как полностью согласен. Зато когда сам нанимаешь ямщика, то избегаешь нервотрепки и длительного ожидания на почтовых станциях, что характерно для государственных перевозок.

Кроме того, мне приходилось торопиться, ведь с каждым днем, как говорил когда-то давно мой друг немец Карл Георгиевич Кесслер, следов преступления, если оно имело место быть, остается всё меньше и меньше.

С доктором Карлом Кесслером я познакомился случайно в начале 1808 года в Петербурге, где он помогал полиции, давая заключения о смерти того или иного человека, характере ран и так далее. Карл Георгиевич часто рассказывал мне случаи из своей практики, и даже давал наглядные уроки, которые, впрочем, я тогда воспринимал в шутку.

«Вам, молодой человек, — говорил Кесслер с ярко выраженным немецким акцентом, — нужно не саблей размахивать и не на коне скакать, а учиться. У вас есть определенный талант к этому. России нужны ученые люди, специалисты, а не солдаты. Понимаете меня, поручик?»

Тогда я этого не понимал. Только теперь, когда на дворе уже 1809 год, я понял, о чем говорил этот немец. К сожалению, он уже три года жил в Германии. Главное, чтобы с ним ничего не случилось, ведь немецкие земли, как и всю Европу, продолжают сотрясать кровопролитные войны. Ему следовало остаться в Петербурге, а не ехать к дочке во Франкфурт-на-Майне.

***

После обеда я открыл пошире окно, достал пеньковую трубку, набил её турецким табаком, раскурил, и присел за стол, коротая время в ожидании возвращения Кондрата. Я пытался обдумать поручение фрейлины Великой княгини, но это у меня не получалась. А виноваты были её очаровательное лицо, карие глаза и прекрасная фигура, надолго оставшиеся в моей памяти. Даже душистый турецкий табак не смог перебить запах её французских духов: в комнате чувствовался какой-то древесно-фруктовый аромат.

— Черт бы побрал всё это, — проворчал я. — Её духи кружат голову сильней, чем хорошая трубка с турецким табаком.

Не известно куда бы занесли меня мысли, но тут вернулся Кондрат, и я принялся вместе с ним готовиться к поездке. С собой я решил взять два чемодана, справедливо рассудив, что много вещей мне не понадобиться. Но слуга имел другое мнение на этот счет: он принялся набивать сундук очень нужными, по его мнению, в путешествии вещами и предметами.

На дно сундука он уложил лядунку, мой старый кавалерийский патронташ, маленький бочонок с порохом, какие-то инструменты и, представляете, пару новейших кремниевых пистолетов, которые только несколько месяцев назад начали делать сестрорецкие оружейники. Эти пистолеты ещё даже в российской армии не приняли на вооружение, а Кондрат, какими-то только ему известными путями, уже сумел их раздобыть. Как к нему в руки они попали — я знать совершенно не желал.

— Неплохие пистолетики, батюшка, неплохие, — сказал он, когда мы принялись их чистить после первой стрельбы. — Для офицеров сойдут. Вот только мне больше немецкие, ну или английские пистолеты нравятся. Но наши тоже вроде неплохие. Нужно пробовать. Верно говорю, Владимир Сергеевич?

Похоже, поездкой в Кострому Кондрат решил воспользоваться, чтобы провести, так сказать, полевые испытания этих пистолетов. Я возражать не стал, хотя слуга, видимо, ожидал обратное: он, когда укладывал пистолеты, несколько раз с беспокойством взглянул на меня. Но когда он принес откуда-то из своей передней старую кирасу и с невозмутимым видом положил её в сундук, я не выдержал.

— Это уже ни в какие ворота не лезет. Зачем ты её берешь? А ну ка вынимай эту железяку! Ещё чего вздумал!

Кондрат выпрямился и встал во весь свой гренадерский рост перед сундуком, защищая уложенное в него имущество. Можно было подумать, что он охранял царскую казну, а не сундук с железками.

— Пусть лежит, Владимир Сергеевич. Не помешает. Кираска то хорошая, французская. Её, поди, какой-нибудь офицерик из кирасир носил. Надежная вещь!

Эта кираса действительно была французской. Кондрат её раздобыл ещё в 1805 году во время отступления нашей армии из Австрии в Россию после неудачного сражения под Аустерлицем с войском Наполеона. Слуга мой с тех пор всегда таскал её с собой, уговаривая меня надевать её при малейшем намеке на опасность.

«Матушка ваша, Вера Павловна, велела беречь вас, в чем я ей обещал и крестился при том, — твердил он каждый раз в таких случаях. — Вот я и берегу вас, Владимир Сергеевич. Делайте что хотите, а не отстану от вас, пока не наденете кираску».

Но как я, тогда ещё гусарский офицер, мог носить эту кирасу? Совершенно невозможно. Меня просто не поняли бы товарищи-офицеры. Впрочем, иногда Кондрат был таким настойчивым, что в некоторых случаях, когда дело не касалось службы, но было опасным, мне приходилось соглашаться на его уговоры.

— Ладно. Делай что хочешь, — я устало махнул рукой. Спорить с ним иногда было просто бесполезно.

— Покорно благодарю, Владимир Сергеевич. Всё ж какая-никакая, а защита вам будет.