Опасное поручение

Фрейлина издала грустный вдох. Она смирилась с неизбежным, и рассказала всё, что меня интересовало. Из ее слов передо мной предстал образ эдакого пятидесятилетнего сельского помещика, человека добродушного и гостеприимного, хотя немного ворчливого и слабого здоровьем. Жена его умерла лет десять назад, детей у них не было, так что Елена было его единственной родственницей. Хозяйством он заниматься не любил, предпочитая проводить время в обществе дворян Ярославской губернии. В общем, ничего интересного. Перспектива новой дальней поездки, на этот раз в Ярославскую губернию, меня не обрадовала. Если так разъезжать по губерниям, то расследование сильно затянется.

— Значит, он живет в Ярославской губернии? Вы не могли бы мне дать рекомендательное письмо к нему? Мне нужно повидаться с ним.

— Зачем? Ведь дядя сейчас здесь, в Петербурге, — сказала она и улыбнулась.

Я мысленно поблагодарил Создателя, что мне не пришлось ехать в Ярославскую губернию.

Это известие не только обрадовало, но и насторожило меня. Что делает Григорий Старосельский в Петербурге? Какие у него здесь дела?

— А как давно тут ваш дядя?

— Точно не знаю, — она пожала плечами. — Кажется недели две или три. Он приехал сюда в министерство, чтобы узнать, как движется его тяжба с соседом-помещиком. — Помолчав, она добавила: — Дядя вечно с кем-то спорит, ищет правду.

Значит, он находился в Петербурге во время убийства Бернарди. У него была причина желать смерти своему брату, ведь теперь он стал на двести тысяч рублей богаче. Но это, конечно, не значит, что он действительно причастен к смерти Павла Николаевича. Никаких доказательств этому нет. Как оказалось, многие в той или иной степени были заинтересованы в смерти Старосельского. Даже его дочь.

— Где он остановился?

— В этом доме. Он всегда здесь останавливается, когда приезжает в Петербург.

«Тем лучше, — подумал я. — Не нужно его искать».

— Если хотите, то можете поговорить с ним прямо сейчас, — предложила фрейлина, и я, естественно, согласился.

— Тогда нужно его предупредить. Он, кажется, сейчас в библиотеке. Служанка проводит вас туда.

Хозяйка дома грациозно встала и вышла из гостиной. Я остался один со своими мыслями. А подумать было над чем.

***

Когда Елена вышла, я посмотрел на стоявшие на верхней каминной полке фарфоровые часы. Было почти двенадцать часов дня.

Не успел я продумать вопросы, которые следует задать брату покойного действительного статского советника, как в гостиную вошла служанка и предложила мне пройти в библиотеку. Я последовал за ней, с интересом осматривая интерьер дома. Стены украшало несколько картин и гораздо больше гобеленов. Кое-где стояли удивительные по красоте китайские вазы и статуэтки.

В библиотеке я увидел Елену Старосельскую и Григория Николаевича, её дядю. Она представила меня ему, а потом вышла из комнаты.

Григорий Старосельский оказался пятидесятилетним мужчиной худощавого телосложения, среднего роста, с красным лицом и носом, выдававшим, что передо мной стоит любитель выпить. Чуть ли не половина его лица пряталась за большими усами и густыми бакенбардами. Одет он был в сюртук темно-зеленого цвета с большими золотыми пуговицами.

— Сударь, — сказал он, — рад с вами познакомиться. — Он протянул мне руку.

Мы обменялись любезностями, после чего уселись в кресла, стоявшие напротив друг друга. Григорий Николаевич достал табакерку и предложил мне попробовать его нюхательный табак. Я вежливо отказался, так как предпочитал не нюхать табак, а курить его. Нет ничего хорошего, если в обществе какой-нибудь симпатичной дамы вдруг начнешь шмыгать носом.

— Елена сказала, что Вы хотите поговорить со мной?

— Да, это так.

— О чем?

— Я хочу поговорить о смерти её отца Павла Николаевича.

Мой собеседник сразу насторожился. Его глаза изучающее смотрели на меня.

— Да, да. Несчастный. Покончить собственной рукой с жизнью… Это же не по-христиански. Но что об этом теперь говорить? Больше двух месяцев прошло. Его ведь не вернуть.

— Это не было самоубийство. Есть основания полагать, что вашего брата убили.

Григорий Николаевич вздрогнул.

— Но почему Вы так думаете? — запинаясь спросил он. — Полиция сказала, что он покончил жизнь самоубийством.

— Я видел на том месте, где, якобы, повесился ваш брат, следы того, что самоубийство было подстроено. Потом кто-то поджог постоялый двор, где находилась эта улика. Теперь её больше не существует. К тому же кто-то украл картину у губернатора Пасынкова, из-за которой ваш брат приехал в Кострому. Потом кто-то дважды пытался убить меня, видимо, чтобы я не смог продолжить расследование.

Во время этой моей маленькой речи я пристально наблюдал за лицом своего собеседника. Ошеломление, растерянность, недоверие, потрясение — вот какие чувства один за другим отображались на его лице.

«Нет, он не играет, не притворяется, — подумал я. — Так притворяться невозможно. Но если он все-таки играет, то в нем умер гениальный актер».