Дом Каннингема был таким же старым, как и роща огромных дубов вокруг него, однако же само здание тщательно восстановили и модернизировали. Освещенные окна и абсолютно белый фронтон, казалось, излучали гостеприимство. Кампмюллер поставил машину возле похожего на колонну огромного дуба, ствол которого был освещен падавшим от крыльца лучом света, и они втроем вылезли из «мерседеса» и подошли к «лендроверу» Каннингема. Тот вместе с чернокожим слугой склонился над багажником. В руках у Каннингема была большая рыбина. Они повосхищались пойманным морским карасем, чешуя которого теперь сверкала, точно расплавленный свинец; рыба все еще хватала воздух раскрытой пастью, демонстрируя ряды округлых зубов. Потом Каннингем повел гостей в дом — странное зрелище они собой представляли, осторожно передвигаясь гуськом, чуть ли не на цыпочках, в своих грубых ботинках по отличному полированному паркету из кладрастиса и персидским коврам в нарядных комнатах с высокими потолками. Наконец они очутились в той самой гостиной с деревянными панелями, которую Тернер так хорошо помнил. Каннингем подошел к столику, где стоял большой серебряный поднос со стаканами и разнообразными бутылками и графинами, попросил Тернера налить кому чего хочется и исчез вместе с рыбиной. Вскоре они услышали его голос, приглушенный расстоянием, но все же достаточно громкий, куда громче всех остальных голосов, которые, как понял Тернер, принадлежали прислуге и доносились из кухни.
— Тебе чего, Пол?
Стандер изучал фотографии на стенах.
— Мне бренди с водой, пожалуйста. Ты видел эту голову леопарда? Наверное, старый зверюга был, если судить по клыкам.
Кампмюллер тоже бродил по гостиной, привлеченный в первую очередь развешанным на стене у большого камина антикварным огнестрельным оружием; сунув руку в карман шортов и откинув голову с видом знатока, он критически разглядывал коллекцию Каннингема.
Появился и сам Каннингем; он успел переодеться в синие джинсы и отлично сшитую куртку-сафари; на шее красовался платок в голубой горошек, на ногах были легкие сандалии. Волосы его были еще влажны и тщательно причесаны, отчего казались темнее. Он налил себе изрядную порцию виски с содовой, не переставая что-то говорить, и жестом пригласил гостей располагаться в креслах. Он рассказывал им истории о рыбной ловле до тех пор, пока из гостиной не улетучилось даже малейшее напряжение и совершенно перестал быть слышен хор кузнечиков и лягушек, звон которого доносился со стороны заболоченного пруда, скрытого деревьями.
На третий раз Полу Стандеру удалось наконец поговорить по телефону с Ван Ренсбургом, который минут за десять до его звонка вернулся совершенно измученный, но не потеряв ни одной собаки. Когда Пол снова присоединился к компании, они немного поговорили о черном леопарде и очень тихо вспомнили Майка Превальски, а потом принялись пить ускоренными темпами. От Каннингема они отбыли непристойно шумно, орали «До свиданья!», а потом пели в машине, особенно когда ехали через лес. Тернеру раньше и в голову не могло прийти, что они способны так орать, и он решил, что их истерическая веселость связана с гибелью Превальски.