Опасное задание. Конец атамана(Повести)

— Весь аул в один голос скажет, что их силой отняли, а своих, которых загнали, бросили нам. Как можно было не дать, если из винтовок стреляли? Так мы решили, — и Аманжол хитро подмигнул.

В комнату вошла его жена, внесла изрядно помятый, залатанный в нескольких местах самовар. Она сдержанно поприветствовала гостя. Хотела что-то спросить, но не решилась, только поглядела на него тревожными глазами и бесшумно исчезла, потому что Аманжол уже двигал нетерпеливо бровью: не положено женщине слушать, о чем говорят мужчины.

— Рассказывай, — попросил он, как только за женой захлопнулась дверь.

— Привет тебе от русского начальника, рахмет передал за помощь, — принимая из рук брата пиалку, сказал Махмут.

— Это который в стекло смотрит?

— От него.

— У нас говорят, он в это стекло всех врагов сразу видит, никуда не денешься, если он поглядит. Правда это?

Такая молва шла о Крейзе среди казахов, проживающих за кордоном. Впрочем, и в окрестностях Джаркента степняки говорили про начальника УЧК то же самое.

Махмут рассмеялся.

— Лупой стекло называется. Плохо видят глаза у Крейза.

Аманжол недоверчиво потряс головой.

— Нет. Ты, наверно, не знаешь.

— Крейз тебя в гости ждет.

— Правда? — Аманжол обрадовался, но тут же, как бы устыдившись этой радости, уже спокойнее добавил: — Время придет, погощу у него. Хочу поглядеть, как там у вас казахи живут. Очень это нам знать надо.

— А откуда у тебя четверо ребят? Двое было, — вспомнил Махмут.

Аманжол вначале помолчал, затем трудно, с болью заговорил:

— Кдыргалия у нас убили. Сидор застрелил, полковник, собака. Вот Кдыргалия ребят взял. Что поделаешь, друг мой был.

— Сидоров, говоришь, застрелил?

— Сидор. Десять джигитов отправил из аула в землю.

— За что? Вы же на их стороне живете.

— Не верит Сидор никому. Вы, — кричал он на нас, — все туда, на большевиков смотрите, всех вас надо на одной веревке повесить… Вот тогда и пристрелил он Кдыргалия, тот скот ему не отдавал.

— Ну, а власти? Чего китайские власти Сидорова поважают. Почему им вы не жаловались?

— Жаловались. Губернатору бумагу писали. А ему что делать? Белых вон сколько тысяч собралось здесь. Все аулы, все деревни заняли. Их кормить надо. А где губернатор столько корма им возьмет? Вот он и молчит, делает вид, будто не видит, как Сидор для корма своих солдат скот у нас, казахов, отнимает.

— Ничего. Скоро белые другими станут.

— Откуда знаешь? — насторожился Аманжол.

— Да так, — уклонился от прямого ответа Махмут.

— А может, когда назад побежите, сколько-нибудь винтовок нам оставите?

— Нельзя. Губернатор узнает про наши винтовки, шуметь будет. На всю землю крик поднимет.

— У нас немного-то винтовок есть, — шепнул заговорщически Аманжол, наклонившись к Махмуту. — Если Сидор придет, стрелять в него будем, а потом всем аулом к вам через Хоргоску уйдем.

— Уходите, — согласился Махмут.

— Ты с порлеткой чего будешь делать?

— Да видишь, — Махмут замялся.

— Не доверяешь? — с обидой в голосе спросил Аманжол. — Или мы не братья? Почему, когда товар через Хоргоску таскал, верил Аманжолу?

— И сейчас верю. Только не мой это секрет, поэтому не могу сказать. Знай одно. Большое дело помогаешь нам сделать. Всех людей касается, казахов тоже. Много матерей не будет по убитым плакать.

— Ну, ладно, не говори, — успокоился Аманжол. — Я немного догадываюсь сам. — И, многозначительно подмигнув, он добавил: — Теперь ложись, спи.

— А сюда никто не придет?

— Кто знает. Я на сеновале тебе постелил. Там можно спрыгнуть к речке. Услышишь, чужой появился — уйдешь. На берегу посидишь. Позову, когда надо.

На хрустящем, пахнущем степью сене Махмут пролежал почти до вечера, пока не побежали по земле косые тени, не прокричал где-то на окраине аула ишак.

Во дворе появился Аманжол.

— Пошли, — позвал он, кивнув на дом.

В той же комнате, где пили чай, теперь их ожидал бесбармак. Оба принялись за него с завидным аппетитом, захватывая пригоршнями разваренное мясо, собирая пальцами на ладонь листики пропитанного жиром теста. Запили бесбармак душистой сурпой и отвалились от опустевшего блюда.

— Сейчас порлетку прикачу. Смотреть будешь. За двором сеном засыпал порлетку, — сказал, поднимаясь с кошмы, Аманжол.

— Пойдем вместе.

— Она легкая, один притащу. Ты здесь будь.

Вскоре Аманжол на руках вкатил за оглобли во двор отливающую лаком высокую рессорку.

— Вот, гляди. Кому подарить ее задумали, сильно обрадуется. Сто раз рахмет скажет, — зацокал он восхищенно языком.

— Не знаю, обрадуется ли! — рассмеялся Махмут. Он понял: Аманжол считает, будто коляска приготовлена какому-нибудь важному лицу в подарок за какие-то особые услуги.

А Аманжол снова исчез. Появился он, ведя в поводу двух коней. Оба поджарые, рыжей масти, с подстриженными гривами, у обоих передние ноги перетянуты белыми бинтами, на обоих легкая с набором выездная сбруя.

Махмут понимал толк в лошадях. Он долго не мог отвести восхищенного взгляда от этой пары, косившей на него диковатыми, налитыми кровью глазами.