И вдруг я поняла, почему гном-кожевник Рут, маг-артефакгор Нкер и тот самый маг Ардаур Лэйс, на которого напали Заклинатели-скаэны под Загребом, выкрали артефакты и сбежали. Просто сбежали, пожертвовав положением, жизнью, да всем практически, чтобы спрятать артефакты. Потому что они знали, с кем имеют дело! А еще понимали, что этот кто-то превосходно осведомлен о нравах и способах мышления темных лордов! О самонадеянности их, в конце концов! Да мы и планы заговорщиков раскрыли совершенно случайно, и то благодаря моим и Юрао действиям. Спонтанным действиям. А еще потому, что мы готовы были услышать информацию и от гномов, и от кентавров, и от вампиров. А темные лорды только себя и слышат! Они постоянно так делают! Полунамеки, резкие обрывистые фразы, которые только они и способны понять, и да, чуть не забыла, — незнакомый собеседнику язык, чтобы уж наверняка!
Адептка Академии Проклятий еще раз взвесила все «за» и «против», приняла решение. Далее я начала уже просто действовать:
— Магистр Эллохар, посветите мне, пожалуйста.
Предупредительный лорд мгновенно озарил полянку под скалой легким голубоватым свечением. И теперь я прекрасно видела директора Школы Искусства Смерти! Неожиданно поймала себя на мысли, что мне нравится задуманное.
— Эрвено эсшаа каве энторхагэр! — Я произнесла проклятие легко, правда, на этот раз использовала всего два потока из восьми необходимых, но… магистры же этого не узнают, они не проклятийники.
И я чувствую, как мои губы растягиваются в коварной, победно-торжествующей улыбке. И это радовало. Ночь, теплый ветер, шелест травы, прикосновение Риана были безразличны, а осознание предстоящего и чувство победы — радовали. Вероятно, дело в урезанных потоках, впрочем, и в первый раз были отклонения от академической нормы, а сейчас они и должны были стать еще более явными.
— Что это было, Дэя? — Голос лорда-директора звенел от ярости.
— Во имя Бездны, Риате! — Эллохар был не менее разгневан. — Какого демона?!
— Дэя! — Риан стремительно развернул к себе, вгляделся в мое лицо.
А мне становилось холодно, в душу змеей вползала пустота, руки холодели, но на губах все так же играла странная, непривычная для меня коварная улыбка.
— Она использовала проклятие «Холод», — пояснил взбешенный магистр Эллохар. — И сделала это специально, чтобы на нее откат пошел. Она сейчас ничего не испытывает, Риан. Вообще ничего, кроме жажды знаний и стремления достичь цели. И вообще — знакомься, друг, перед тобой новая стервозная Дэя, которая не будет молчать и смущаться. И да — о послушании тоже можешь забыть. На редкость поганое состояние, учитывая обстоятельства. И я одного не понимаю, Дэя: зачем ты это сделала? Мы уходим, всё, решение принято. Так зачем?
Я молча отстранилась от лорда-директора, вновь повернулась к Эллохару и спокойно ответила:
— Надоело ощущать себя бессловесной тварью.
— Да? — язвительно переспросил магистр. — Что, опять неприятно?
— Нет, — равнодушно ответила я. — Просто бесит.
Лицо магистра Эллохара окаменело, но тут вмешался Риан:
— Хватит, — меня осторожно обняли за плечи, — мы возвращаемся. И Дэя со мной.
— Да? — У магистра определенно сегодня страсть к повторениям. — Не доверяешь мне?
— Должен? — Чуть насмешливый вопрос.
— Нет, — ответила я за Эллохара, — особенно если учесть предложение, выдвинутое мне не далее как десять минут назад…
— И вот зря я это сказал, должен признать, — произнес магистр.
На полянке стало тихо. Моя улыбка почему-то все ширилась.
— На корабль? — поинтересовалась я.
И, вырвавшись из объятий Риана, демонстративно двинулась прочь с едва освещенной все тем же голубоватым сиянием полянки. Отошла на восемь шагов, легко развернулась и поняла, что расчет оказался верным — теперь я отчетливо видела обоих магистров.
Тихий смех принадлежал почему-то тоже мне. И едва оба они обернулись, прервав молчаливый поединок взглядами, и несколько недоуменно посмотрели на меня, я сделала глубокий вдох и, вливая весь свой резерв в слова, нараспев произнесла:
— Самеа седэрхэ амроиэ таркаве тсшеа.
Несмотря на простую, казалось бы, слышимую формулу — одно из сложнейших проклятий, изучаемых нами. Именно на нем Тесме трижды валил меня, но сейчас и сама формула, и те двадцать семь потоков, которые я влила в нее, казались простыми и понятными. И уж совсем привычной для меня стала формула закрепителя:
— Анахема адаэнесе эт дактум даэнас секеэ ородусмун фиерри.