Опасность тьмы

– Побудь в Лаффертоне хотя бы несколько дней… Посмотришь на город, он замечательный. Посмотришь, как я живу.

– Как феечка.

– Что?

– В глубине чьего-то сада, да? Но тебе вполне подходит.

Когда-нибудь я, наверное, ее ударю. Когда-нибудь я, наверное, ее убью. Когда-нибудь… Но она это уже проходила, много лет назад, когда возвращалась каждый день из школы и тряслась от едва сдерживаемой ярости, если ее мать оказывалась дома; спокойно она могла себя почувствовать, только если она была в клинике, или читала лекции, или, в самом лучшем случае, уезжала за границу. Иногда Джейн с отцом оставались вдвоем на несколько недель. Они смотрели друг на друга через обеденный стол и никогда не произносили этого вслух, но каждый из них ловил другого на том, что тот подсчитывает, сколько еще свободных и мирных дней им осталось. Они читали это друг у друга в глазах.

Но сейчас Магда была слаба, подумала Джейн, слаба, и напугана, и смущена. И, когда с ней это случилось, она позвонила ей. О чем-то это ведь говорит?

– Мне нужно написать статью для Джорнал, и Элспет ждет, пока я просмотрю нашу последнюю главу. Мне нужно закончить ее, Джейн. Мне еще много чего нужно успеть сделать перед смертью. – Она говорила об этом как о простом очевидном факте. Она действительно имела это в виду.

– Я знаю. Ты еще многое можешь дать людям.

– Как сентиментально.

– Но это правда.

– Ты помнишь Чарли Голда? Сына Морис Голд?

– Боже милостивый… да, помню… Я в него даже была влюблена какое-то время. А что?

– Тут пришло приглашение на его свадьбу, где-то в загородном доме. Кажется, в следующее воскресенье. Я хотела бы пойти.

– Чарли Голд. – Она представила его лицо, его темные волосы, оливковую кожу, густые брови. Боже.

– Кто невеста?

Ее мать пожала плечами.

– Ненавижу синагоги. Последний раз ходила туда, когда умер твой отец. Но была бы не против умереть на еврейской свадьбе.

– Я думаю, много кто был бы не против… Танцуешь, наворачиваешь так, будто тебе снова двадцать, и тут – бац!

Джейн вспомнила все ссоры, которые ей доводилось слышать из своей комнаты, потоки обвинений и отчаяние в голосе ее отца. Он достаточно пострадал за то, что женился не только на нееврейке, но на неверующей, рационалистке, марксистке, на женщине, которая рассмеялась ему в лицо, когда он предложил хотя бы иногда приходить к его родителям на пятничный ужин.

Когда Магда уезжала, вместо нее с ним туда ходила Джейн. Воспоминания о церемонии, о еде, о молитвах, об атмосфере сокровенной близости и сплоченности были для нее драгоценны. Она никогда не говорила об этом своей матери, и, когда ее дедушка с бабушкой умерли с разницей в полгода, все как будто бы разом прекратилось, все ее связи с собственным еврейством были резко обрублены. А потом умер ее отец. Все это почти улетучилось из ее памяти, но иногда новости типа этой – про людей, кого она когда-то знала – возвращали все назад, и вокруг нее будто образовывалось густое ароматное облако, словно дым от кадила.

– Как ты думаешь, те молодчики знали меня? – спросила ее мать. Всего на секунду в ее глазах мелькнуло беспокойство.

– Нет… Им просто понравилось, как выглядит дом, и они решили, что их там ждет богатый улов. Они думали, что в доме никого нет, а там оказалась ты, и им снесло крышу. Как они могли тебя знать? Ты же их не узнала.

– А могли они следить?

– Маловероятно. В Хэмпстеде есть дома и пошикарнее.

– Это правда. Ну ладно, иди уже в свою церковь. Уверена, им ты нужна больше, чем мне.

– Не сейчас точно. И в любом случае я еще должна встретиться с полицией. Они осмотрели дом, но им нужно мое заявление.

– Какой в этом может быть прок? Тебя там даже не было. Скажи им, чтобы приходили ко мне. Ты вообще ничего не знаешь о том, что произошло. Завтра утром я собираюсь выписаться и поехать домой. И я не хочу, чтобы в это время ты тут мешалась под ногами.

Джейн поднялась. Чувство юмора. Уже очень давно она поняла, что чувство юмора работает. Иногда. Но в этот момент ничего даже приблизительно смешного не пришло ей в голову.

* * *

Когда она выезжала из Лондона, уже опускались сумерки. Она свернула на запад и увидела, как черничные облака большим пернатым крылом закрыли небо. В ее CD-плеере играл Скотт Джоплин. Она встретилась с полицией, прибралась в доме, как смогла, купила продукты и букетик душистых левкоев, чтобы вдохнуть свежую жизнь в дом, который казался запятнанным. Она старалась не думать о том, что ее мать снова будет сидеть здесь одна и как ни в чем не бывало работать в своем кабинете окнами в сад среди гор бумаг и сигаретного пепла. С ней все будет в порядке. Она сильная женщина. Было даже удивительно, что какому-то грабителю удалось ее одолеть. Ее мать…

Но ее мать, впервые за всю ее жизнь, показала себя уязвимой, и сама мысль об этом заставила Джейн задуматься и занервничать, и одна ее часть испугалась, а другая – разозлилась. Как она посмела? – подумала она, выезжая на центральную полосу и набирая скорость. Как она посмела сделать это со мной?