Опасность тьмы

Не говори ничего. Не говори ничего. Просто делай.

Да.

Она подожгла газ, поставила чайник, открыла шкаф, чтобы достать чашки, и холодильник – чтобы взять молоко. Не думай ни о чем. Не говори ничего. Просто делай.

Макс сидел и молчал, сгорбившись на деревяном стуле, и смотрел на нее.

Ее охватило странное чувство спокойствия и нереальности происходящего, будто она ходила во сне, но к ней нельзя было прикоснуться, она была недосягаема. Она нарезала хлеб, порезала ломтиками помидоры и сыр, нашла фруктовый пирог, который кто-то оставил для нее в день ее приезда. Чайник закипел.

Когда он поест и допьет свой чай, он наконец поймет, как казалось Джейн, где он находится, и все снова встанет на свои места. Она отвезет его домой и обязательно удостоверится, что он в полной безопасности. Это было словно присматривать за ребенком.

– Пожалуйста, подойдите, поешьте, – сказала она.

Она ждала, пока он это сделает. Ждала, пока все снова вернется в норму. Ждала.

Он наблюдал. Макс наблюдал.

Она была как Лиззи. Ее руки, которыми она нарезала хлеб и брала чайник. Ее глаза. Лиззи.

Он знал, что это была не Лиззи, но он слишком устал, чтобы разбираться в этой путанице, которая кидала его из стороны в сторону: Лиззи, не Лиззи, Лиззи жива, Лиззи мертва, Лиззи/Джейн, Джейн/Лиззи.

Он периодически оглядывался вокруг себя, не понимая, почему он сидит в незнакомом доме, с непривычно маленькими комнатами. Здесь было темнее, чем он привык, слишком много предметов, книг, мебели и странных изображений. А потом он вспоминал. Его разум прояснялся, как будто через него пропускали струю чистой ледяной воды, и его намерение вновь становилось для него вполне конкретным и очевидным.

Но он чувствовал себя настолько измотанным, что ему хотелось просто лечь на пол и заснуть. Заснуть навсегда. Никак иначе он не сможет быть с Лиззи. А потом он увидел ее, какой он видел ее последний раз – с широко раскрытыми, пустыми глазами, выражение которых невозможно было разгадать, потому что оно каждый раз ускользало от него, когда он смотрел в этот иной, темный, пустой и тихий мир.

Когда умерла Нина, его рядом не было. Она лежала в больнице, спрятанная под масками и трубками, подключенными к разным машинам, желтая, худая и уродливая. Ей была как будто сотня лет, боль вытянула из нее всю жизнь и красоту. Он спал, потому что был не в состоянии на это смотреть и до ужаса боялся момента ее смерти. К тому времени, когда он решился увидеть ее, она уже была кем-то другим – неподвижной восковой фигурой в маленькой часовне, где тошнотворно пахло химической цветочной отдушкой, маскирующей запах дезинфицированной больничной смерти.

Он не ожидал, что ему придется наблюдать, как и вторая его жена умирает. Жена, которая была подарена ему, словно чудо, и которую он любил жадно и отчаянно.

Он поднял глаза. На столе стоял чайник с чаем и тарелка с едой.

Внутри него горячо закипела ярость и ненависть, которые ужаснули его. Эмоций такой силы он никогда раньше не испытывал. Они были чистыми и не замутненными ничем, кроме отчаянного желания расплаты.

Она вытирала руки о полотенце. Ее рыжие волосы, словно ореол, окружали ее лицо, ее робу венчал смехотворный белый воротничок – символ всего того, что он должен был уничтожить. Он не верил ни во что из того, во что верила она, но тем не менее эти вещи имели какую-то чудовищную силу.

– Кто у тебя есть? – спросил он. Она вздрогнула от звука его голоса.

Он был доволен тем, что напугал ее.

– У тебя есть мать… кто еще? Братья, сестры, любовники?

– Я единственный ребенок. Мой отец умер десять лет назад.

– Он страдал?

– Я… Я не знаю. У него был удар. А что?

– Мне хотелось бы, чтобы ты это чувствовала. Почему ты должна этого избежать?

– А почему вы думаете, что я не чувствовала? Каждый день множество людей страдают так же, как Лиззи, а другие остаются переживать те же чувства, что и вы.

Макс встал и подошел к ней. Он посмотрел на ее кремовую кожу и рыжие волосы, ее тонкое горло под белым воротничком и поднял руки. Прямо над ней.

Она сказала:

– Я знаю, что вы хотите со мной сделать. Но хотела бы Лиззи, чтобы я сейчас умерла?

– Не говори о Лиззи.

– Почему нет? Ведь только о ней тут и речь. Я не думаю, что она была бы счастлива, если бы из-за того, что она умерла, вы убили бы меня. – Она шагнула в сторону. – Дайте мне пройти.

Он застыл. Сейчас он хотел убить ее вовсе не из ненависти, ему хотелось почувствовать, каково это. Каково это будет – сжать свои руки вокруг ее горла. Он всегда быстро приходил в ярость и часто пугал людей своими внезапными, страшными приступами гнева. Нина в такие моменты всегда убегала из дома. Только Лиззи было все равно. Лиззи просто смеялась. Но он никогда не злился на нее, только на то, что было вокруг, и на то, что он мог бы изменить в себе. И ее смеха было достаточно.

Он дал Джейн Фитцрой пройти мимо. Он ее не тронул. Она села за кухонный стол. Ему показалось, что она выглядит совсем маленькой и очень юной. Как ребенок. Только ребенок может быть таким наивным. Что она вообще может знать?

– Я хотел бы выпить чашку чая, – сказал он.