Опасности и правда

На самом деле я не слишком об этом раздумывала. Я уже знала, с кем хочу лететь и почему.

Так что я сделала пару шагов вперед и остановилась перед Адриком.

Меж нами повисло молчание. На минуту я посмотрела ему в глаза, и эта минута показалась мне бесконечно долгой. Глаза его были такими серыми, единственными в мире. Каждая черта его лица была совершенной. Брови чуточку густоваты, волосы черны как уголь, губы безупречно очерчены, а кожа свежа как персик. Даже легкая горечь в его чертах тоже казалась произведением искусства.

Но я влюбилась в него не из-за этого.

А из-за того, чего никто не видел. Я влюбилась в Адрика импульсивного, умного, Адрика, чья комната была забита географическими картами и всевозможными книгами. Адрика, любившего животных, всегда находившего смелый и остроумный ответ на любой вопрос, Адрика, предпочитавшего мир фантазий реальности. Я влюбилась в наши занятия литературой, даже в те минуты своего унижения, когда он сказал, что во мне нечем восхищаться. Я влюбилась в Адрика, который прыгнул в бассейн, бросил вызов Эгану, попросил меня раздеться перед ним без стыда.

Я любила того Адрика, которого почему-то больше не видела, а видела лишь круги под глазами, усталость, бессонницу и чувство вины; груду обломков, оставленных ядерной бомбой по имени Мелани.

Я ностальгически улыбнулась и наклонилась к нему, чтобы шепнуть несколько слов на ухо.

– Нет у меня к тебе ненависти, – ответила я, вспомнив о том, что сказала в машине. – Но я возненавижу тебя, если ты не станешь снова тем Адриком, который, казалось бы, ненавидит весь мир, но при этом способен пьяным прыгнуть с крыши в бассейн, чтобы кому-то что-то доказать.

Я отошла. Он посмотрел на меня так ошеломленно и смущенно, словно ждал чего-то другого.

Но я хотела сказать ему только это. Я отвернулась.

– Полетели, Эган, – сказала я. – Неожиданный выбор, правда?

Эган посмотрел на меня, нахмурившись, удивленно и растерянно. Он посмотрел на остальных, будто хотел убедиться, что не ослышался. Александр лишь пожал плечами, а Оуэн кивнул, словно хотел сказать: «Да, она назвала твое имя».

Да, я назвала его имя. Я хотела, чтобы именно он полетел со мной. Ничего больше я не сказала.

Я направилась к самолету. Эган последовал за мной, все еще немного ошарашенный. Я подошла к трапу. Прежде чем подняться, я обернулась и помахала остальным рукой на прощание, надеясь в глубине души, что этот жест сделал меня хоть немного похожей на королеву, хе-хе!

Я постаралась запомнить их лица. Вот Оуэн сверкает улыбкой. Александр улыбается еще шире, но кажется взволнованным. И, наконец, Адрик; он выглядит ошарашенным, как будто ему явился ужасный и злобный дух.

«Что с тобой, дружок? Ты думал, я выберу тебя?»

Нет, я не питала к нему зла. Просто нам больше не о чем было говорить. Выбор сделан, и с чувствами тоже все решено. Возможно, когда-нибудь мы увидимся вновь. Я было уверена, что лишь тогда мы сможем сказать друг другу пару слов.

Вот только… я чувствовала себя скверно, потому что все еще была влюблена в него. Такова неприглядная правда.

Ну, положим, Ванесса Хадженс рассталась с Заком Эфроном – и ничего, жива осталась. Нина Добрев бросила Иэна Сомерхолдера – и тоже выжила. Расставание с человеком, оставившим в твоей жизни неизгладимый след, кажется концом света, хотя иногда лишь кажется. Я знала, что смогу жить дальше без него. Чего я не знала, так это как именно я смогу без него жить, но что-нибудь придумаю.

Мы с Эганом поднялись в самолет. На миг, прежде чем за нами закрылась дверь, у меня возникло желание открыть ее, спуститься вниз по трапу и крикнуть, что я остаюсь. Но потом рассудок возобладал, и я устроила свой зад на удобном сиденье. Мне не хотелось смотреть в иллюминатор.

Эган сел напротив, и мы оказались как в первую нашу встречу: лицом к лицу.

– Можешь поплакать, если хочешь, – вдруг сказал он.

Я нахмурилась.

С чего бы это мне плакать?

Он посмотрел в иллюминатор и равнодушно бросил:

– Из-за Адрика и всего остального.

– Я не буду плакать, – заявила я.

– Я не стану на тебя смотреть, так что можешь отвести душу, – фыркнул он.

– Я не собираюсь плакать.

Но тут же ощутила дурацкий комок в горле.

– Не волнуйся, это нормально, – глупо утешал меня он.

– Я не собираюсь плакать, – повторила я, выделяя каждое слово.

Он пожал плечами.

– Хорошо, я только предложил…

Я отвернулась от него. Заработали двигатели, и через несколько минут самолет взлетел.

Сначала я не хотела этого признавать, но потом поняла, что Адрик, как и Тагус, остался позади. Я не знала, что ждет меня дальше, но это казалось ужасным концом, какие ожидают героев в древнегреческих мифах. Что-то вроде кары, постигшей Прометея за кражу огня у богов: его приковали к скале, и орел каждый день клевал его печень, а поскольку Прометей был бессмертным, каждую ночь печень отрастала, а на следующий день орел возвращался и снова ее клевал, и так целую вечность.

Я чувствовала, что так и проживу всю жизнь, как прикованный к скале Прометей.