Опасности и правда

Редактор был явно заинтригован.

– Почему твоя мать не пришла вместе с тобой? – спросил он.

У Ады всегда ныло сердце, когда ей задавали этот вопрос. Ей было двадцать шесть лет, и она еще не примирилась со случившимся. Иными словами, она неплохо держалась, но по-прежнему чувствовала себя беспомощной.

Отчасти именно по этой причине она и принесла в издательство рукопись. Однажды ее мать сказала: «Мир должен узнать, что произошло на самом деле, но не с моей точки зрения, когда я жила в Тагусе и лелеяла свои обиды», и Ада поклялась, что постарается этого добиться.

– Мама в прошлом году умерла, – сказала Ада.

Редактор выразил ей искренние соболезнования по поводу утраты и тут заметил нечто странное.

– Так твоя фамилия – Кэш? – удивился он.

Аде очень нравилось, когда ей задавали этот вопрос.

– Совершенно верно, – кивнула она.

Редактор был ошеломлен и в то же время восхищен.

– Кто из двух?..

– Из трех, – поправила Ада.

Редактор моргнул, подумав, что в конечном счете эта девушка, как и ее книга, вместе со всеми тайнами будет иметь успех.

– Кто из троих Идеальных лжецов твой отец? – спросил он наконец.

Ада обладала черными волосами, серыми глазами и привлекательной внешностью, отличавшей всех Кэшей, но была достойной дочерью своей матери, с ее чувством юмора, зловредностью, умением оказываться там, куда не звали, и стремлением показать всему миру то, чего он еще не видел.

И потому она широко улыбнулась в ответ.

– Я расскажу вам, но это уже совсем другая история.

Эпилог 2 Ада Кэш

Я никогда не спрашивала маму, как родилась.

Никогда не говорила ей: «Слушай, мам, можешь рассказать, как вы с папой меня зачали?».

Возможно, я никогда и не хотела этого знать. Мне было все равно. Для меня гораздо важнее, что я не разрушила ничью жизнь – скажем, жизнь моего отца. Хотя, откровенно говоря, я никогда не считала, что у меня только один отец. То есть, конечно, с мамой спал только один из них, потому я и добавляю к рукописи этот эпилог, но меня воспитывали совсем не так, как можно подумать.

Они всегда были рядом с той самой минуты, как я издала первый крик, и в каждом из них я видела отца. У каждого из них я чему-то училась и учусь до сих пор. К примеру, я общительна, как Александр. Для меня важны чувства других людей, как для Адрика. Мне свойственна нежность Оуэна. И, возможно, я умею создавать проблемы и решать их, как Эган.

Так что я – это то, чем были они.

Я никогда ни в чем не нуждалась. На каждый мой день рождения они зажигали для меня свечи на торте; в первый школьный день давали советы, каждый свои; когда я грустила, они стучались в мою дверь, спрашивая, чем помочь. Они все растили меня, считая самой большой радостью в своей жизни.

Хотя в тот день, когда я передала рукопись, мой настоящий отец ждал у выхода из редакции. Когда я вышла, он сразу понял по моему лицу, что рукопись приняли. Он крепко и нежно обнял меня.

А потом, когда мы возвращались домой на машине, я его об этом спросила.

– Как это было – у вас с мамой? Вы это планировали или…

– Нет, конечно, не планировали, – от смеха он даже выпустил руль, – ты стала самой большой неожиданностью на свете, особенно потому, что мы не были вместе.

Я немного растерянно посмотрела на него.

– Разве вы не были женихом и невестой или что-то вроде того?

– Нет, – просто ответил он. – Она не хотела быть со мной. Просто как-то вечером мы слишком много выпили, и… это случилось. На следующий день она сказала, что не хочет продолжать отношения, что мы можем остаться друзьями, но не более того. Потом мне пришлось уехать: надо было уладить кое-какие дела, и мы не виделись несколько месяцев. Она скрывала беременность, зная, что я рассержусь, пока я неожиданно не вернулся и не увидел ее живот.

Меня охватило любопытство.

– И ты рассердился?

– Конечно нет. Я никогда на нее не сердился.

– А когда мама была беременна, вы тоже не были вместе?

Он подавил улыбку, о чем-то вспомнив – о чем-то особенном, радостном, неизвестном мне.

– Не как муж и жена, – ответил он. – Твоя мать не выбрала меня. Не выбрала никого. Единственное, что нас связывало, – это ты. И наша дружба.

С минуту я задумчиво смотрела в окно.

– Как ты думаешь, она когда-нибудь была счастлива? – вскоре спросила я.

– Да, – ответил он. – Ты сделала ее счастливой.

Он снова замолчал.

– И ты тоже, – не удержалась я.

– Да?

– Ты сделал ее счастливой. Она всегда тебя любила.

Отцовская улыбка в первую минуту показалась печальной, но потом вдруг стала широкой и радостной.

– А как ты думаешь, твоему дяде это удалось бы лучше, чем мне?

Я рассмеялась. Мы настолько доверяли друг другу, что могли говорить об этом свободно.

– Совершенно точно, – зловредно кивнула я. – Как читательница я его обожаю. А тебя ненавижу.

Он тоже рассмеялся.

– Ну что ж, – согласился он, – это справедливо, потому что он тоже ее любил.

– В самом деле?

– Это же более чем очевидно, разве не так? – Он подмигнул. – К тому же, я думаю, между ними что-то было.

Моему удивлению не было границ.

– Ты серьезно?

Он кивнул, едва не рассмеявшись над каким-то секретом.