Эган перевернул две карты, лежащие в центре. При виде их на лице его проступила широкая торжествующая улыбка сына Сатаны. Он уже праздновал победу, готовясь разбить меня в пух и прах, но я не сомневалась, что он блефует. Еще одна стратегия: показать, насколько он близок к победе, чтобы я занервничала, потеряла бдительность и ослабла.
Я удивленно приподняла бровь.
– Тебе хоть раз в жизни кто-нибудь нравился? – отважилась я спросить.
Его улыбка исчезла в мгновение ока.
– Ты еще не выиграла права на этот ответ, – только и сказал он.
– А это не тот вопрос, который стоит на кону, – пояснила я с улыбкой, означавшей «даже не думай». – Я спрашиваю из чистого любопытства. Как же так, великолепный Эган Кэш, и никогда не влюблялся? Может показаться, что у тебя вообще нет чувств. Тебя можно принять за античного бога, но все же ты простой человек, а у всех людей есть чувства.
Эган глубоко вдохнул и выдохнул, стараясь набраться терпения. Его губы слегка сжались. Надо думать, всегда неприятно, когда кто-то лезет в твою жизнь и начинает задавать очень личные вопросы. Должно быть, он так привык отгораживаться от мира невидимой стеной, что, когда кто-то пытался ее разрушить, чувствовал себя неловко, и этот дискомфорт тут же сменялся яростью. Я привыкла думать, что Эган проявляет жестокость ради чистого удовольствия, но в эту минуту мне показалось, что сначала это был его способ защиты, а потом ему понравилось.
А может, и нет. Может, он просто по натуре такой говнюк.
– У меня есть чувства, но не ко всем подряд, – ответил он театральным тоном жертвы. – Отношения – это всегда сделка: ты даешь и получаешь. Если один хочет, а другой нет, и сделка распадается, но если хотят оба – она продолжается. При этом существуют определенные условия: мы делаем то-то и не делаем того-то. Я могу иметь друзей, но не других девушек. В этом году мы навещаем моих родителей, а в следующем – твоих. Есть и другие требования: помнить о памятных датах, днях рождения, предпочтениях другого, слушать, понимать, любить… – Он фыркнул и отвернулся с усталым раздражением. – Короче говоря, это сделка, и ее никогда, ни под каким видом нельзя примешивать к делам, если хочешь, чтобы все получилось.
Он махнул рукой, словно требовал ответа. Сейчас он как никогда был похож на Ригана, который тоже, видимо, любил подобные жесты. В другое время я бы не отреагировала, но сейчас хотела понять, куда он клонит.
– Чувства… – сказала я.
– Вот именно, – кивнул он и щелкнул пальцами. – У меня не было чувств, поэтому отношения с девушками всегда протекали без проблем.
– Проблем не было только у тебя, – возразила я. – А у них были.
Он безразлично пожал плечами.
– К сожалению, я не могу контролировать, насколько другая сторона соблюдает технику безопасности, хотя она более чем очевидна, – вздохнул он. – Это то же самое, как если тебе говорят: «Не лезь в эту реку, она отравлена», а ты все равно лезешь, а потом умираешь от отравления. Виновата здесь только ты и больше никто, потому что тебя предупредили, а ты не послушала.
Он развалился поудобнее и изобразил улыбку, давая понять: «Я свою точку зрения высказал». Я улыбнулась в ответ, не разжимая губ. Не знаю, ждал ли он от меня аплодисментов или чтобы я засияла от восхищения. Но я лишь ответила:
– Это как в романах, когда автор пытается оправдать недостойное поведение героя, причиняющего боль женщинам, тем, что его, видите ли, обижали в детстве, и хочет вызвать к нему симпатию читателей, привлекая внимание к его трагической судьбе и описывая его как чрезвычайно привлекательного мужчину. Иными словами, дерьмовое оправдание для дерьмового типа. Но я спрашиваю не об этом, я лишь хочу знать, был ли ты влюблен. Назови хотя бы ее имя.
Он замолчал. У меня создалось впечатление, что он хочет сменить тему, но он вдруг ответил.
– Эли, – безрадостно произнес он. – Ее звали Эли.
– И что же случилось? – заинтригованно спросила я.
– Она меня не любила.
Надо сказать, его ответ меня поразил. Оказывается, была девушка, которая не любила Эгана, и это не я. Просто удивительно! А еще удивительнее, что он в этом признался. А всего удивительнее было видеть выражение муки на его лице, когда он в этом признавался. Неужели он до сих пор сохнет по ней?
– Трудно поверить, – призналась я.
– Мы не всегда получаем, что хотим, Джуд, – произнес он неожиданно серьезно. Затем перевернул третью карту от центра, и на его лице отразилось воодушевление. – Планеты мне сегодня благоволят!
Я презрительно скривилась, меня покоробило его хвастовство. Его лицо просияло от чувства превосходства. Меня это вконец разозлило. Захотелось увидеть его испуганным, неуверенным, уязвимым и наконец нанести удар, который убьет его вернее пули.
– Ну почему ты такой? – не сдержалась я.
Он продолжал дьявольски улыбаться.
– Какой? Такой привлекательный и такой безупречный?
– Такой глупый и злой.