Читаем Опасности путешествий во времени полностью

Вопросы повторялись снова и снова. Неустанно, по кругу, несмотря на мое упорное «нет».

Но куда коварнее оказались их вариации:

– Не отпирайтесь; ваш отец Эрик Штроль сознался, что влиял на вас. В чем выражалось его влияние?

Я понимала: меня хотят провести – поэтому выдавила:

– Ни в чем. Папа ничего подобного не делал.

Голос посуровел:

– Ваша мать, Мэделин Штроль, созналась, что влияла на вас вместе с отцом. В чем выражалось их влияние?

Рыдая, я продолжала твердить:

– Неправда! Никто на меня не влиял…

Конечно, я лукавила. Как родители могут не «повлиять» на детей?! Мои влияли на меня всю жизнь – не столько словами, сколько поступками. Мне достались замечательные, любящие папа и мама. Они учили нас с Родди: душа – внутри. Свобода воли – внутри. Если вокруг тебя – в государстве – нет души, там нет и свободы воли. Доверяй внутреннему, не внешнему. Слушай свое сердце, а не государство. Разумеется, я не выдала родителей, ни словом не обмолвилась об их бунтарских разговорах.

Очевидно, я потеряла сознание, а очнулась в панике от чудовищного шума. Что это – новая, звуковая форма пытки? Чего они добиваются? Разрыва моих барабанных перепонок? Сумасшествия? Все мы слышали о допросах с применением пыток. Однажды Родди вернулся с работы домой и дрожащим, срывающимся от волнения голосом стал рассказывать об «экспериментальных методах», которые отдел госбезопасности активно опробовал на приматах; он говорил до тех пор, пока мама, зажав уши, не попросила брата замолчать.

Оглушительный звук резко прекратился. Следователи возобновили допрос.

Вскоре они пришли к выводу, что я слишком взбудоражена: мозговые волны стали хаотичными, и невозможно было понять, где правда, а где ложь. Меня вытащили из аппарата и воткнули в вену иглу с мощной «сывороткой правды», а затем опять и опять бомбардировали одинаковыми вопросами и слышали одни и те же ответы. Павшая духом, вконец измученная, я отказывалась произнести то, чего добивались дознаватели: что предательские мысли внушил мне отец или оба родителя.

Я не оговорила никого – ни учителей, ни превратившегося теперь в заклятого врага директора.

После ненавистного СГМ меня привязали к низкому, похожему на электрический стул креслу, опутанному проводами, и пустили ток. Разряды острыми ножами вонзались в тело. Я закричала и обмочилась. Допрос продолжился.

По сути, мне задавали единственный вопрос, периодически перефразируя его в попытке сбить меня с толку:

– Кто написал за вас речь? Кто внушил вам предательские настроения? Назовите имена сообщников.

Сигнал поступил от вашего брата Родерика. Брат уличил вас в государственной измене и подрыве авторитета властей.

От безнадежности я зарыдала еще сильнее. Из всего, что наговорили дознаватели, из всего, в чем меня пытались убедить, лишь информация о Родди – его доносе – казалась достоверной и вполне предсказуемой. Вспомнилось, как Родди жал мне руку с кривой ухмылкой, предназначенной исключительно мне.

Поздравляю, Адди!

<p>Дисциплинарные меры</p>

Наутро меня выволокли из камеры и потащили в Дисциплинарный отдел.

В наручниках, со скованными лодыжками, я тряпичной куклой повисла на руках конвоиров – уставшая, измученная, ничего не соображающая.

Глубоко внутри теплилась надежда, что скоро я увижу родителей – их вызвали, чтобы забрать меня домой. Пускай не допустят на выпускной бал, или лишат аттестата, или даже отправят в Реабилитационный лагерь, где уже, по слухам, побывали ребята из моей школы, арестованные Дисциплинарным отделом по надзору за молодежью. Я была согласна на все, только бы встретить родителей, броситься к ним в объятия…

Каких-то пару месяцев назад мы праздновали мое семнадцатилетие. Безоблачное, счастливое время! До чего наивным, безвозвратно утерянным оно сейчас казалось. Одновременно с утратой этой легкости я почувствовала себя маленькой девочкой, мечтающей поскорее вернуться к маме с папой.

Естественно, никто из родителей меня не ждал. Едва ли они догадывались, что со мной стряслось, а я побоялась лишний раз спросить.

С порога мне заявили: вчера днем в рамках дисциплинарной чистки арестовали еще нескольких лауреатов стипендии патриот-демократов. После длительного затишья, когда чистки и задержания свелись к минимуму, Дисциплинарный отдел госбезопасности по надзору за молодежью (ДОГНМ) возобновил «охоту на потенциальных провокаторов».

Перейти на страницу:

Все книги серии Большой роман

Я исповедуюсь
Я исповедуюсь

Впервые на русском языке роман выдающегося каталонского писателя Жауме Кабре «Я исповедуюсь». Книга переведена на двенадцать языков, а ее суммарный тираж приближается к полумиллиону экземпляров. Герой романа Адриа Ардевол, музыкант, знаток искусства, полиглот, пересматривает свою жизнь, прежде чем незримая метла одно за другим сметет из его памяти все события. Он вспоминает детство и любовную заботу няни Лолы, холодную и прагматичную мать, эрудита-отца с его загадочной судьбой. Наиболее ценным сокровищем принадлежавшего отцу антикварного магазина была старинная скрипка Сториони, на которой лежала тень давнего преступления. Однако оказывается, что история жизни Адриа несводима к нескольким десятилетиям, все началось много веков назад, в каталонском монастыре Сан-Пере дел Бургал, а звуки фантастически совершенной скрипки, созданной кремонским мастером, магически преображают людские судьбы. В итоге мир героя романа наводняют мрачные тайны и мистические загадки, на решение которых потребуются годы.

Жауме Кабре

Современная русская и зарубежная проза
Мои странные мысли
Мои странные мысли

Орхан Памук – известный турецкий писатель, обладатель многочисленных национальных и международных премий, в числе которых Нобелевская премия по литературе за «поиск души своего меланхолического города». Новый роман Памука «Мои странные мысли», над которым он работал последние шесть лет, возможно, самый «стамбульский» из всех. Его действие охватывает более сорока лет – с 1969 по 2012 год. Главный герой Мевлют работает на улицах Стамбула, наблюдая, как улицы наполняются новыми людьми, город обретает и теряет новые и старые здания, из Анатолии приезжают на заработки бедняки. На его глазах совершаются перевороты, власти сменяют друг друга, а Мевлют все бродит по улицам, зимними вечерами задаваясь вопросом, что же отличает его от других людей, почему его посещают странные мысли обо всем на свете и кто же на самом деле его возлюбленная, которой он пишет письма последние три года.Впервые на русском!

Орхан Памук

Современная русская и зарубежная проза
Ночное кино
Ночное кино

Культовый кинорежиссер Станислас Кордова не появлялся на публике больше тридцати лет. Вот уже четверть века его фильмы не выходили в широкий прокат, демонстрируясь лишь на тайных просмотрах, известных как «ночное кино».Для своих многочисленных фанатов он человек-загадка.Для журналиста Скотта Макгрэта – враг номер один.А для юной пианистки-виртуоза Александры – отец.Дождливой октябрьской ночью тело Александры находят на заброшенном манхэттенском складе. Полицейский вердикт гласит: самоубийство. И это отнюдь не первая смерть в истории семьи Кордовы – династии, на которую будто наложено проклятие.Макгрэт уверен, что это не просто совпадение. Влекомый жаждой мести и ненасытной тягой к истине, он оказывается втянут в зыбкий, гипнотический мир, где все чего-то боятся и всё не то, чем кажется.Когда-то Макгрэт уже пытался вывести Кордову на чистую воду – и поплатился за это рухнувшей карьерой, расстроившимся браком. Теперь же он рискует самим рассудком.Впервые на русском – своего рода римейк культовой «Киномании» Теодора Рошака, будто вышедший из-под коллективного пера Стивена Кинга, Гиллиан Флинн и Стига Ларссона.

Мариша Пессл

Детективы / Прочие Детективы / Триллеры

Похожие книги