Опасные чары

Джули охотно согласилась бы никуда не уезжать, если бы только могла быть с Мануэлем; она уже была не в состоянии обманывать себя относительно своих подлинных чувств. Саманта и Бен вернутся домой и станут вести прежнюю жизнь, ну а что ожидает ее? Опять «Фардем» и нерадостные встречи с Полом?

Джули слушала рассуждения Саманты о том, как хорошо снова иметь возможность читать английские газеты и пить настоящий английский чай, и в то же время ей казалось, что ее собственная жизнь застыла на какой-то мертвой точке. Единственным человеком, который в полной мере понимал, что с ней происходит, был Фелипе. Добрый и отзывчивый, он говорил с Джули о Мануэле столько, сколько ей хотелось.

Будучи доктором и навещая брата каждый день, Фелипе мог точно определить состояние его здоровья. Джули спросила как-то: допускают ли к Мануэлю посетителей, и Фелипе сказал, что, помимо членов семьи, лишь Долорес разрешено видеться с ним. При этих словах у Джули мучительно сжалось сердце. Разумеется, Долорес регулярно ходит к нему. Она как будто вновь стала пользоваться благосклонностью Мануэля; правда, Джули и не сомневалась, что так было всегда.

— Мануэль спрашивал о вас, — однажды, как бы между прочим, сказал Фелипе. — Ему не дает покоя мысль о том, что он мог задеть вас. Ведь вы стояли под теми же деревьями, не так ли?

— Именно, как вам известно. Но во всем виновата только я сама.

— Джули, — вздохнул Фелипе. — Мануэль свернул в сторону, чтобы избежать столкновения с оленем. Вы здесь абсолютно ни при чем.

— Нет, я виновата! Только я! — возразила упрямо Джули. — Я напугала оленя. О Фелипе, скажите, что мне теперь делать?

Это был один из тех немногих случаев, когда Джули в присутствии Фелипе потеряла контроль над собой, и ей подумалось, что ему, должно быть, порядком надоели и она и ее чрезмерная эмоциональность. Но сильнее всего Джули удручал предстоящий скорый отъезд в Англию и ужасала мысль, что ей, быть может, придется уехать, не повидавшись с Мануэлем.

Саманта продемонстрировала удивительное отсутствие всякого любопытства относительно внезапного исчезновения Джули с вечеринки, и Джули предположила, что Фелипе в своей деликатной манере познакомил ее с общей ситуацией.

Фелипе также сообщил Джули, что Пилар чувствовала себя виноватой в несчастье, постигшем Мануэля.

— Она винит себя точно так же, как и вы, — сказал он. — Быть может, вам обеим следует еще раз встретиться и поговорить.

— Ваше предложение не кажется мне хорошей хорошей идеей, — заметила Джули, передернув, как от холода, плечами.

— Не кажется? Жаль. Думаю, вам обеим было бы это полезно.

В конце недели, в субботу, когда пошел восемнадцатый день пребывания Мануэля в больнице, Фелипе пригласил Джули к себе на ужин.

— Кроме нас двоих, не будет никого, — сказал он. — По-моему, и вам и мне нужно немного отдохнуть от постоянной суеты, и мне не думается, что в данный момент вам очень хочется посещать рестораны.

Джули согласилась. Ее радовала возможность провести вечер без необходимости притворяться беспечной. По этому случаю она надела тесно облегавшее фигуру платье бирюзового цвета и, отказавшись от замысловатой прически, позволила волосам свободно ниспадать на плечи.

Квартира у Фелипе была большая и просторная, но не такая, быть может, роскошная, как у Мануэля. Она казалась перегруженной мебелью, и Фелипе признался, что является завзятым коллекционером старинных вещей. Однако взгляд Джули сразу же приковал к себе сидевший на диване человек, и она с молчаливым протестом повернулась к Фелипе. А на диване расположилась Пилар Кортес, которая выглядела необыкновенно юной и скромной в своем зеленом шелковом платье почти до колен с длинными рукавами и строгим воротником.

— Здравствуйте, — сказала она, поднимаясь и смотря на Джули спокойно и серьезно. — Дядя Фелипе считает, что нам нужно поближе познакомиться друг с другом.

Говорила она по-прежнему высокомерным тоном, но уже без былой бесцеремонности.

— О, я… — начала Джули. — Фелипе, почему вы меня не предупредили?

— Тогда бы вы не пришли, — просто ответил он. — Пилар, организуй Джули коктейль, а я пойду посмотрю, как идут дела на кухне.

Недовольно поджав губы, Джули сказала, что предпочитает херес. Пилар налила вино в бокал и, передавая его Джули, проговорила:

— Присядьте, пожалуйста. Я вовсе не собираюсь ссориться с вами.

Джули устроилась на кушетке. «И почему все Кортесы ведут себя так, словно им принадлежит земной шар? — мелькнуло у нее в голове. — Все, кроме, разумеется, Фелипе!»

Пригубив вино и закурив сигарету, которую взяла из коробки на кофейном столике, Джули с притворным любопытством глядела по сторонам.

Некоторое время Пилар наблюдала за ней, а затем сказала:

— Мне думается, что я должна перед вами извиниться.

— Нет необходимости, — повернулась к ней Джули.

Пилар беспокойно двигалась на диване, водя ярко-красными ногтями по узорам обивки.

— Нет, есть. Мой отец… то есть… — Пилар замолчала.

— Как… как себя чувствует Мануэ… ваш отец? — спросила Джули.