– Да ну? Это ты снова о нашем разговоре утром? Почему тебя это так волнует? – Крейгтон улыбнулся, разворачивая ветчину. – Это не твоя забота, а моя, и я ничуть не беспокоюсь. Тебе тоже не стоит волноваться. Надеюсь, ты любишь ветчину.
– Она не была частью нашей сделки.
– Ты ведь не о ветчине? Я тебе отвечу так, Билли, изначально нет, но я человек творческий. Еще пива?
Дьюк выглядел недовольным, но сказал, что против ветчины ничего не имеет и согласился на вторую бутылку пива. Крейгтон повернулся к нему спиной, чтобы достать ее, но краем глаза видел его нервные движения, хотя Билли бы предпочел, чтобы он их не заметил. Дьюк вытер ладони о джинсы. Провел одной рукой по шее сзади. Закусил губу.
Крейгтон взял у него пустую бутылку и протянул взамен полную.
– Бутерброд?
– Давай. Я сегодня почти ничего не ел. В холодильнике есть майонез.
– Я привез деликатесную горчицу.
– Замечательно.
Крейгтон кивнул в сторону стульев у стойки:
– Сядь, Билли. Ты действуешь мне на нервы.
Дьюк сел, но было видно, что расслабиться ему не удается. Он закинул ногу на ногу и сцепил пальцы на колене. Крейгтон, напротив, медленно и спокойно сделал два бутерброда: смазал хлеб горчицей, аккуратно вложил между ломтиками ветчину.
– Швейцарский или проволоне?{ Итальянский острый сыр в виде шара, цилиндра или груши с перетяжками, изготавливается из коровьего молока.}
– Все равно. – Не сводя глаз с рук Уиллера, Билли сказал: – Тебе совсем не надо это делать.
Крейгтон опять сделал вид, что не понял.
– Ты уже столько дней ешь разную ерунду из банок… Мне казалось, тебе не повредят хорошие продукты.
– Кончай молоть чушь, Крейгтон. Ты знаешь, о чем я говорю! Совсем не об этом поганом бутерброде!
Крейгтон продолжил выкладывать ветчину и сыр на хлеб. Билли поставил локти на стойку и наклонился вперед:
– Она ничего не знает о Поле Уиллере. Ей никогда не придет в голову, что я замешан в этом деле.
– Очень даже может прийти.
– Не придет. С чего бы это?
– В жизни все бывает, Билли. Роковой может стать даже самая мелкая деталь. Ты мой напарник. Я должен тебя защищать.
– Спасибо, не надо. Я позвал тебя, чтобы сказать, что мы в расчете. Расходимся. Завтра же. Ты был прав. Мне нужно было уехать из Атланты сразу после того, как дело было сделано. Ты видел черного детектива в шестичасовых новостях сегодня вечером?
– Нет, пропустил.
– Так вот, одна из секретарш, с которой я заигрывал, чтобы получить бланк заявления о приеме на работу, узнала меня на фотографии, сделанной с пленки видеокамеры охраны, и позвонила в полицию.
– У нее ведь нет никакой информации о тебе, так? Имя она знает?
– Нет.
– Адрес? Номер телефона?
– Нет.
– Тогда в чем проблема? – Крейгтон принес с собой острый нож, тот самый, которым зарезал собаку Митчелла, теперь вымытый и протертый дезинфицирующим раствором. Он вытащил его из сумки, разрезал бутерброды на две части и положил на стойку. Подвинул пластиковую тарелку Билли. – Ешь.
– Спасибо.
– На здоровье, – Крейгтон и сам откусил изрядный кусок. – М-м-м, замечательно, если мне будет позволительно так сказать. Мне очень нравится эта корочка из черного перца на ветчине. А тебе?
Билли тоже попробовал и сделал несколько глотков пива.
– Так мы договорились?
– Договорились? О чем?
– Ты ничего не делаешь. Я уезжаю из города. Мы никогда больше не встречаемся и не вступаем в контакт. Никто больше не умирает.
Уиллер смотрел ему прямо в глаза. Потом он откусил еще кусок и стал, не торопясь, жевать.
– Билли, ты меня удивляешь. Когда мы с тобой встретились, ты поносил эту девчонку по-черному.
– Я помню, что говорил. Тогда я думал так, а сейчас… – Он поставил бутылку и потянулся за бутербродом, но передумал.
– Что ты думаешь сейчас, Билли?
– Я скажу тебе, что думаю. Я думаю об этом гребаном фильме.
Крейгтон вытер губы салфеткой.
– О каком фильме?
– О том самом, что ты оставил мне утром.
– Ты его посмотрел?
– Угу.
– Блестяще, правда?
– Мерзко. Этот парень, который убийца… Он же больной. Сцена, где он…
– Я догадываюсь, какую сцену ты имеешь в виду. Это главный эпизод. Насилие просто графическое, эффект…
– Неважно, – взволнованно перебил Билли. – Просто я не могу выкинуть эту сцену из головы.
– Она тебя заводит? – шепотом спросил Крейгтон.
У Дьюка отвисла челюсть.
– Черт! Нет, конечно.
Уиллер подмигнул:
– Ну хоть немного?
– Господи, Крейгтон! Да нет же!
Уиллер еле сдерживался, чтобы не рассмеяться. Он получал от происходящего огромное удовольствие. Бедняга Билли… Сейчас Крейгтону было его почти жалко.
– Послушай, Крейг, я злился на нее. Мог даже сказать что-то вроде «Убью!», но это была простая болтовня. – Билли кивнул головой на телевизор: – Не хочу, чтобы с ней случилось что-то подобное.
– Билли, ты лицемер. Ты вышиб мозги моего дяди на стену лифта. Сам хвастался сегодня утром и, как мне показалось, был очень разочарован тем, что я не видел этот шедевр твоего мастерства.
– Это другое.
Крейгтон усмехнулся:
– В самом деле? Ну-ка, просвети меня.
– Я не знал твоего дядю. Никак к нему не относился. Все произошло быстро. Он даже не успел понять, что с ним случилось.