Опасные клятвы (ЛП)

Я не могу думать ни о чем, кроме Марики: о том, как вернуть ее, но также о том, что у нас было и что было потеряно. Я сожалею о том, как вел себя с самого начала и до конца, с того момента, как Финн рассказал мне об Адрике, и я почувствовал, что мой характер выходит из-под контроля. Если бы я мог вернуться назад... Но я не могу. Назад дороги нет. Я потерял любовь Марики, во всяком случае, шанс на нее, и я ничего не могу сделать, чтобы исправить это. Но что я могу сделать, так это защитить ее. Спасти ее. И как только я вытащу ее оттуда и выведу из-под руки Адрика, я сделаю так, что он больше никогда к ней не прикоснется...

— Я отправлю ее домой с тобой, как только она выйдет оттуда, — тихо говорю я Николаю, сжимая руками руль. — Я аннулирую брак и буду держаться подальше от твоей территории. Перемирие будет действовать независимо от этого, и я прослежу, чтобы другие короли его соблюдали. — Я делаю глубокий, медленный вдох. — Я и без того причинил немало вреда вашей семье.

Николай ничего не говорит. Но краем глаза я вижу, как он кивает в знак согласия. По крайней мере, в этом есть облегчение.

Даже если будущее будет не таким, как я надеялся.

26

МАРИКА

Я проснулась в холодной, влажной темноте. Не знаю, сколько времени я пробыла в отключке, но когда Адрик закончил с моим ртом, он оставил меня там, покрытую липкими следами того, что он сделал со мной, сказав, что вернется, когда будет готов к большему.

Я больше не позволю ему войти в меня. Эта мысль сильно бьется в моей голове, хотя я не совсем понимаю, как мне этого добиться. Я прикована к стене и почти ничего не могу сделать. Здесь нет оружия, которое я могла бы достать или использовать, нет ничего, чем я могла бы защититься. Я подумывала укусить его раньше, когда он впился мне в рот, но это, как мне показалось, скорее всего, закончится бессмысленной болью, чем чем-либо еще. Это не освободило бы меня, но дало бы ему повод причинить мне еще больше боли.

Так что вместо этого я специально сделала все плохо. Я не пыталась доставить ему удовольствие, даже старалась сделать это неуклюже и неприятно, даже когда он бил меня по лицу, дергал за волосы и говорил, что я умею сосать член лучше - что, конечно, правда, но я не намерена больше никогда позволять Адрику наслаждаться этими навыками.

В конце концов, это не имело значения. Надругаться надо мной, иметь власть надо мной после того, что с ним сделали, этого было достаточно, чтобы он возбудился. Я поворачиваю голову, чувствуя, как затекла шея, вытираю щеку и рот о рубашку, желая убрать с себя как можно больше его следов. Лучше испорченная рубашка, чем его вкус на моих губах.

Никто не придет за тобой.

Я знаю, что это неправда.

Я знала, что это неправда, когда он это сказал, и все же я не чувствую особой надежды. Адрик, кажется, был уверен, что они не станут искать здесь, что они не поверят, что он привезет меня в такое близкое к дому место, которое Николай уже использовал раньше. Я не хочу думать, что это правда, но как бы я ни знала, что Николай и Тео будут искать меня, когда поймут, что произошло, сейчас я чувствую себя как иголка в стоге сена.

Я понятия не имею, какими средствами они располагают, чтобы найти меня. Мне никогда не рассказывали о таких вещах, я не располагаю информацией, и это злит меня, злит тем, что многое в мире, в котором мне приходится жить, скрывается от меня, потому что я дочь, а не сын, что многое в моей жизни решается за меня, что мне раз за разом навязывают выбор, который снова и снова разрушает мои шансы на счастье.

Мне кажется несправедливым, что из-за того, что я родилась дочерью, я должна подчиняться прихотям всех окружающих. Меня подвергают жестокому обращению, держат на коротком поводке и говорят, что я должна быть благодарна за то, что в результате этого я могу позволить себе роскошь.

Я думаю, что предпочла бы быть сама по себе, борясь с трудностями и имея возможность делать свой собственный выбор.

Я долго сижу так, голова болит, глаза горят от слез, которые я уже не могу выплакать. Из-за стресса я не хочу есть, и это небольшое благословение, но мне все еще хочется пить, во рту пересохло. Я не надеюсь, что Адрик принесет мне воды, впрочем, как и всего остального, что мне может понадобиться.

Через некоторое время дверь в подвал снова распахивается, впуская солнечный свет и свежий воздух, и я вдыхаю его, прежде чем дверь снова плотно закрывается. Я слышу тяжелые шаги Адрика, прежде чем он дергает за цепочку, прикрепленную к лампочке, и этот яркий свет снова некомфортно давит мне на глаза.

— Вот. — Он подносит чашку к моим губам, и я не сразу понимаю, что он действительно принес мне воды.

Я не беспокоюсь о своем достоинстве и не даю ему шанса насладиться тем, что он его отнял. Я наклоняю голову, чтобы вода попала мне в рот, и так радуюсь напитку, что сначала не замечаю, что он теплый и несвежий. Да мне и неважно, я вообще не ожидала воды, не говоря уже о чем-то холодном и свежем.