Опасные красавицы. На что способны блондинки

После того как утром она зашла к ней с чашкой чудесного чая, Арлетт с наслаждением вдохнула ядреный, спертый воздух амстердамской квартиры, мебель в которой не переставляли на протяжении сорока лет. Помешивая чай серебряной ложечкой, которая была приобретена на накопленные подарочные талоны к кофейным пакетам «Доуве Эгберт», моясь под душем — потому что голландцы, как и англичане, считают, что тереть себя стоя менее непристойно, нежели сидеть на биде, — в доме, где она прожила в страданиях, бедности и счастье двадцать лет, Арлетт почувствовала себя странным образом утешенной и умиротворенной. Здесь, у нее над головой, по другую сторону этого закопченного лепного потолка с украшениями в стиле барокко начала девятнадцатого столетия, под ногами ее мужа скрипели доски пола. А вдвоем они заставляли скрипеть пружины кровати, и эта мысль не покидала ее на протяжении всего завтрака. Она спросила Бейтс:

— Кто теперь занимает квартиру?

— Твою? Художники; она очень милая, эта Хилари, хотя, надо сказать, я не слишком высокого мнения о ней как о художнице.

— И чем она занимается?

— Колотит молотком, — неопределенно сказала Бейтс. — Но он просто замечательный, такой комичный маленький человечек, совсем как мистер Ганди или этот мистер Киплинг.

— Разве это одно и то же? — изумленно спросила Арлетт.

— Ах, дорогая. Индия, знаешь ли. Я знаю, я глупая, да. Оба они вовсе не сидят на полу у маленького костерка из коровьего навоза, но почему-то они совсем одинаковые. У одного из них есть усы, но я никогда не могу вспомнить у кого.

Это мало что говорило Арлетт, которая имела смутное представление и о Ганди, и о Киплинге.

— На твоем месте я бы ничего не стала делать этим утром; просто бездельничала бы и ждала, пока наклюнутся какие-то мысли.

Арлетт встретила мистера Киплинга — или мистера Ганди? — в вестибюле. Маленький, лысый, коричневый, как орех, мужчина в очках со стальной оправой, косматые усы, как у месье Клемансо, грязный комбинезон и очень ясные, пронзительные глаза, которые взглянули на нее, отобразили изумление и тут же приобрели театральное выражение восторга и удовольствия.

— Доброе утро, — слабо проговорила Арлетт.

— Quelle immense surprise[74], вы играете на фортепьяно?

— Я когда-то жила в вашей квартире.

— Нет! Не может быть! Так, значит, вы — миссис Ван дер Вальк.

— Совершенно верно.

— Я все про вас знаю: вы — француженка, от вас дивно пахнет, вы то и дело заставляли покатываться со смеху всю округу и вступали в смертельные схватки с мясником, которого на дух не переносили, потому что он назвал вас «schat»[75].

— Откуда вы все это знаете?

Это был четвертый вопрос, который она ему задала.

— От Маргарит Лонг[76], конечно.

— Тише.

— О, да она прекрасно знает, что мы ее так называем, и нисколько не обижается; совсем наоборот, невероятно польщена. Идемте наверх, выпьем чего-нибудь — о, не беспокойтесь, я не соблазняю вас, хотя я бы с удовольствием. Наверху моя жена, она придет в восторг, мы оба всегда мечтали с вами познакомиться.

— Я как раз собиралась выйти прогуляться.

— Идемте наверх.

— Ладно.

И она пошла.

— Ваш муж был убит, — строго сказал он на лестничной площадке. — Мне так жаль. Пожалуйста, входите; дорогу вам показывать не нужно.

И тут вид ужасной викторианской стоячей вешалки, с которой она в свое время была так рада распрощаться, заставил ее самым постыдным образом заплакать в три ручья. Мистер Ганди, который представился ей как Дэн де Ври, повел себя безупречно: он не обратил на это никакого внимания, но сказал:

— Вы можете пить пемод в таком часу?

— Конечно, — всхлипнула Арлетт, добавив каким-то сдавленным клекотом: — Время почти обеденное.

— В это время завтракают, — строго поправил ее мистер де Ври. — Хилари, это Арлетт Ван дер Вальк; она плачет, потому что раньше здесь жила, и ее муж, как ты знаешь, был убит; положи этому конец, хорошо? Пока я принесу нам что-нибудь выпить?

— Все, что хотите, — сказала миссис де Ври. — Либо у нас это есть, либо это можно стащить в магазине. Холодная вода, «Клинекс», «Тампакс», несколько видов помады, яичница.

— Только выпивка, — сказала Арлетт, после чего ей решительно всучили большой бокал. Она сделала глоток, от которого чуть не встала на уши, взяла предложенный ей «Голуаз», вытерла глаза и сказала: — Поговорите о том, как я выставила себя дурой.

— Ни в коей мере, — сказал Дэн, присаживаясь. — Я бы на вашем месте сделал бы то же самое, и, вероятно, мне потребовалось бы гораздо больше времени, чтобы прийти в себя.

— Вы любите арахис? — спросила Хилари, приведя в восторг Арлетт тем, что вместо блюдечка или жуткого пластикового вакуумного пакетика достала большую стеклянную банку, в которой умещалось килограммов пять орехов, не меньше.

— Это возвращает в детство, — сказала Арлетт. — Кондитерские магазины. Мятные леденцы.