Читаем Опасные приключения Мигеля Литтина в Чили полностью

Мы послушно двинулись цепью по рыхлой тропинке, скачущей то вверх, то вниз, довольно крутой и, как мне показалось, затененной. В конце концов мы вышли на какую-то темную площадку, где было чуть теплее и пахло свежей рыбой. Мелькнула мысль, что мы спустились в Вальпараисо, на берег моря, но нет, туда ехать гораздо дальше. Когда водитель разрешил открыть глаза, оказалось, что нас привели в узкую комнату с голыми стенами и дешевой (но в приличном состоянии) мебелью. Передо мной стоял хорошо одетый молодой человек с небрежно наклеенными фальшивыми усами. Я рассмеялся:

— Поправьте усы, а то никто не поверит.

Он тоже рассмеялся и оторвал их совсем.

— Торопился.

Лед между нами сразу растаял, и мы, перешучиваясь, прошли в другую комнату, где лежал, видимо, забывшись тяжелым сном, парень с перебинтованной головой. Только тогда мы поняли, что очутились в хорошо оборудованной подпольной больнице, а в раненом узнали Фернандо Ларенаса Сегеля, номера один в розыске у жандармов.

В свои двадцать один он был активным бойцом Патриотического фронта имени Мануэля Родригеса. Две недели назад, когда Фернандо безоружный возвращался из Сантьяго домой в час ночи, его машину окружили четверо в штатском с винтовками. Не отдавая никаких приказов, ни о чем не спрашивая, один из них выстрелил через стекло — пуля прошла навылет через левое предплечье и задела череп. Сорок восемь часов спустя четверо участников Патриотического фронта отбили товарища из клиники Нуэстра-Сеньора-де-лас-Ньевес, где он лежал в коме под охраной полиции, и перевезли в одну из четырех подпольных лечебниц организации. Ко дню нашего приезда он уже вполне поправился, чтобы отвечать на вопросы.

Через несколько дней мы встречались с высшим руководством Патриотического фронта — пройдя через те же почти киношные предосторожности, но с одним существенным различием: вместо подпольной лечебницы нас привезли в дом среднего класса, оживленный и уютный, с богатым собранием пластинок великих исполнителей и замечательной библиотекой из явно читаных книг (что в хороших домашних библиотеках встречается не так часто). Изначально предполагалось закрыть лица руководителей в кадре капюшонами, но потом решили обойтись затемнением и черными квадратами. В результате (как видно в фильме) получилось куда человечнее и доверительнее, уж точно не так агрессивно, как на традиционных интервью с подпольщиками.

Проведя все нужные встречи с политиками легальными и подпольными, мы с Еленой пришли к обоюдному согласию, что ей пора возвращаться к своим обычным делам в Европе. Такого ценного деятеля негоже подвергать лишнему риску из-за нашей безответственности, а я все-таки к тому времени уже набрался достаточно опыта, чтобы без ее участия снять оставшиеся сцены, чреватые меньшими опасностями. Больше я с ней до сих пор не виделся, однако, глядя, как она удаляется в переход метро, в прежней клетчатой юбке и школьных мокасинах, понял, что скучать буду куда сильнее, чем кажется после всей этой взаимной нервотрепки и притворной романтики.

На случай, если иностранным съемочным группам придется вдруг спешно покидать страну или им запретят работать, один из секторов сопротивления помог мне сформировать резервную группу из молодых кинематографистов, входящих в ряды подпольщиков. Это была несомненная удача. В скорости и продуктивности группа не уступала остальным, действуя к тому же осознанно, а не вслепую, как остальные, поскольку руководители заверили нас, что участники не только заслуживают полного доверия, но и знают, как поступать в случае рискованных ситуаций. Под конец, когда иностранцы уже не справлялись своими силами, нам пришлось набирать еще людей, чтобы снимать в побласьонах, и тогда эта резервная группа создала еще резерв, а те уже свой, и в последнюю неделю у нас оказалось шесть чилийских команд, работавших одновременно на разных участках. Кроме того, в моих глазах они демонстрировали решимость и готовность нового поколения без спешки и шума освободить Чили от гнета военной диктатуры. Несмотря на юный возраст, у них за плечами не воздушные замки, а незаметные подвиги и тайные победы, бережно и скромно хранимые в сердце.

Кольцо сжимается

Пока мы встречались с руководителями Патриотического фронта, в Сантьяго прибыла французская группа, отлично отработавшая свою часть задания. Ее вклад был как нельзя более важен, поскольку исторически именно там, на севере, формировались чилийские партии. Здесь виднее всего идеологическая и политическая преемственность — от Луиса Эмилио Рекабаррена, основавшего в начале века первую рабочую партию, до Сальвадора Альенде. Здесь расположено одно из богатейших в мире месторождений меди, разработанное англичанами в прошлом веке, во времена промышленной революции. Здесь зарождался наш рабочий класс. Здесь же началось чилийское социальное движение, несомненно, важнейшее в Латинской Америке. Самым главным и самым рискованным шагом Альенде после прихода к власти стала национализация добычи меди. Пиночет первым делом вернул медные рудники прежним владельцам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)
Один в Берлине (Каждый умирает в одиночку)

Ханс Фаллада (псевдоним Рудольфа Дитцена, 1893–1947) входит в когорту европейских классиков ХХ века. Его романы представляют собой точный диагноз состояния немецкого общества на разных исторических этапах.…1940-й год. Германские войска триумфально входят в Париж. Простые немцы ликуют в унисон с верхушкой Рейха, предвкушая скорый разгром Англии и установление германского мирового господства. В такой атмосфере бросить вызов режиму может или герой, или безумец. Или тот, кому нечего терять. Получив похоронку на единственного сына, столяр Отто Квангель объявляет нацизму войну. Вместе с женой Анной они пишут и распространяют открытки с призывами сопротивляться. Но соотечественники не прислушиваются к голосу правды — липкий страх парализует их волю и разлагает души.Историю Квангелей Фаллада не выдумал: открытки сохранились в архивах гестапо. Книга была написана по горячим следам, в 1947 году, и увидела свет уже после смерти автора. Несмотря на то, что текст подвергся существенной цензурной правке, роман имел оглушительный успех: он был переведен на множество языков, лег в основу четырех экранизаций и большого числа театральных постановок в разных странах. Более чем полвека спустя вышло второе издание романа — очищенное от конъюнктурной правки. «Один в Берлине» — новый перевод этой полной, восстановленной авторской версии.

Ганс Фаллада , Ханс Фаллада

Проза / Зарубежная классическая проза / Классическая проза ХX века / Проза прочее
Самозванец
Самозванец

В ранней юности Иосиф II был «самым невежливым, невоспитанным и необразованным принцем во всем цивилизованном мире». Сын набожной и доброй по натуре Марии-Терезии рос мальчиком болезненным, хмурым и раздражительным. И хотя мать и сын горячо любили друг друга, их разделяли частые ссоры и совершенно разные взгляды на жизнь.Первое, что сделал Иосиф после смерти Марии-Терезии, – отказался признать давние конституционные гарантии Венгрии. Он даже не стал короноваться в качестве венгерского короля, а попросту отобрал у мадьяр их реликвию – корону святого Стефана. А ведь Иосиф понимал, что он очень многим обязан венграм, которые защитили его мать от преследований со стороны Пруссии.Немецкий писатель Теодор Мундт попытался показать истинное лицо прусского императора, которому льстивые историки приписывали слишком много того, что просвещенному реформатору Иосифу II отнюдь не было свойственно.

Теодор Мундт

Зарубежная классическая проза