Опасные пути

— О, Годэн, — страстно воскликнула маркиза, — будь я свободна, я была бы готова на всякую жертву и считала бы себя счастливейшей женщиной; с тобой, мой возлюбленный, возле тебя я и так забываю весь мир, все на свете. Если бы я имела право открыто назвать тебя своим супругом перед коварными людьми, перед завистниками нашего счастья, то не отступила бы ни перед чем, отважилась бы на всякий риск, не побоялась бы кинжала и никакого насилия, когда понадобилось бы устранить препятствие с нашего пути.

Годэном овладел невольный трепет перед такой пылкостью его возлюбленной.

— Бедный, безрассудный Бренвилье! — со вздохом промолвил он. — Ты не сумел привязать к себе такую женщину! Да, Мария, я признаю, что ты была предназначена мне. В союзе с тобой я или погибну, или, обняв тебя, взлечу к сияющей высоте.

— Конечно, Годэн, конечно я крепко ухвачусь за тебя и никто не посмеет разлучить нас…

Тут их экипаж поравнялся со статуей Генриха IV и внезапно остановился.

— Что это значит, Жан? — воскликнула маркиза. — Почему нельзя ехать дальше?

Прежде чем лакей, сидевший позади, успел ответить, с той стороны экипажа, где помещался Годэн, показалась окруженная большой толпой народа фигура конного ефрейтора Маршоссэ. Маркиза громко вскрикнула; она почуяла опасность, увидав, что двое сержантов схватили ее лошадей под уздцы.

Годэн, поднявшись во весь рост в коляске, крикнул кавалеристу:

— Что это значит? По какому праву останавливаете Вы наш экипаж?

— Господин поручик, — ответил ефрейтор, — следуйте за мной, чтобы не вызывать дальнейшего беспорядка на улице.

— Беспорядок уже вызван. Прочь, говорю я Вам! Вперед! — крикнул Годэн кучеру, — хлещите лошадей, вперед!

Кучер не заставил повторять себе это приказание. Как безумный, стал хлестать он ретивых коней, они рванулись с места и коляска с грохотом покатилась по Новому мосту. Однако и ефрейтор с сержантами не дали маху. Повернув своих лошадей, они поскакали вслед за экипажем, подавая издали знаки своим товарищам, стоявшим на обоих углах улицы Дофина. В виду увеличивавшейся тесноты от множества любопытных, кучер был принужден ехать тише; благодаря тому, при въезде в улицу Дофина, одному из стоявших на углу сержантов удалось снова схватить лошадей под уздцы.

Маркиза крепко придерживала одной рукой свой вуаль, закрывавший ее лицо, а другой уцепилась за Годэна.

Ефрейтор с двумя сержантами окружили коляску с обеих сторон, тогда как двое остальных мешали ей двинуться вперед.

Полицейский чиновник снова приблизился к дверце и весьма учтиво сказал:

— Не причиняйте мне напрасных хлопот! Избавьте меня от необходимости прибегнуть к силе против офицера королевской службы.

— Но черт побери! Что Вам угодно? Тут очевидное недоразумение. Чего Вы хотите, спрашиваю еще раз.

— Я хочу арестовать Вас.

— Меня?

— Ведь Вы — шевалье, поручик Годэн де Сэн-Круа?

— Конечно.

— Тогда Вы — мой пленник.

— По чьему приказу?

— По приказу короля! — и ефрейтор тут же предъявил поручику экземпляр пресловутых lettes de cachet[15].

Сэн-Круа бросил взгляд на роковой документ, увидал подписи короля, министра полиции и вздохнул.

— Годэн, — сказала маркиза, — это постыдное дело моих братьев, моего отца; мы должны расстаться.

— Должны! — скрежеща зубами, повторил Сэн-Круа. — Но так же верно, как то, что я вижу там, на мосту бронзовую статую Генриха Четвертого, так же верно, как то, что исполинские каменные устои моста твердо держат на себе его тяжелый груз, я отомщу тем людям, которые нанесли мне такое бесчестие на Новом мосту в Париже. Гибель им!

— Согласен ли ты отомстить за себя? Хватит ли у тебя духа? Поклянись мне в том! — воскликнула маркиза.

— Клянусь! — произнес Годэн, а затем, поцеловав руку маркизы, горевшую как в лихорадке, сказал: — Прощай!

— Прощай! — глухим, сдавленным голосом отозвалась маркиза.

Наемная карета стояла наготове. Годэн занял в ней место, ефрейтор, соскочивший с коня, сел с ним рядом, а сержанты последовали за экипажем в некотором отдалении.

— В Бастилию! — скомандовал ефрейтор.

Мария де Бренвилье стояла во весь рост в своей коляске. Когда карета с арестованным и всадники скрылись из глаз, молодая женщина снова опустилась на свое место и пробормотала что-то сквозь зубы. Это звучало наполовину проклятием, наполовину клятвой. После того она крикнула своему слуге:

— В дом д‘Обрэ!

Экипаж покатился назад по Новому мосту.

“Однако мне везет на счастье! — сказал себе Морель, поднимаясь по ступеням набережной Орлож. — Из Бастилии добрые люди возвращаются не так-то скоро! Надо разыскать Лашоссе”.

VIII В комнате Бастильской башни

Когда карета, привезшая Сэн-Круа с ефрейтором в Бастилию, остановилась под аркой больших ворот, на призывный звон колокола вышел губернатор де Безмо. Он весьма приветливо поздоровался с поручиком и попросил его пожаловать в контору перед залом суда и тут, при соблюдении обычных формальностей, имя нового узника было занесено в списки Бастилии.