Опасные связи. Зима красоты

Мне припоминаются кое-какие обстоятельства, которые, может быть, подтверждают эти опасения. Я сообщала вам, что моя дочь почувствовала себя плохо, узнав о несчастии с господином де Вальмоном. Может быть, эта чувствительность объяснялась мыслью об опасности, которой в этом поединке подвергался господин Дансени. Когда затем она так сильно плакала, узнав все, что говорилось о госпоже де Мертей, может быть, то, что я считала дружеским состраданием, было лишь следствием ревности или огорчения, оттого что возлюбленный оказался неверным. И последний ее поступок может, мне кажется, объясняться той же причиной. Часто считаешь себя призванным к служению Богу лишь потому, что негодуешь на людей. Словом, если предположить, что все обстоит именно так и вы об этом узнали, вы, конечно, могли усмотреть в этих обстоятельствах достаточное основание для своего сурового совета.

Однако если даже это так, то, осуждая свою дочь, я все же считала бы, что обязана сделать все возможное, чтобы избавить ее от мучений и опасностей, которые таятся в воображаемом, необдуманно выбранном призвании. Если господин Дансени не потерял остатка порядочности, он не откажется исправить беду, единственный виновник которой он сам. И я, наконец, полагаю, что женитьба на моей дочери — дело достаточно выгодное, чтобы он и его семья были этим только польщены.

Вот, дорогой и достойный друг мой, единственная оставшаяся у меня надежда. Поспешите подтвердить ее, если это возможно. Вы сами понимаете, как я жду вашего ответа и каким ужасным ударом было бы для меня ваше молчание[50].

Я уже собиралась запечатать, это письмо, когда меня пришел навестить один знакомый, рассказавший мне о жестокой сцене, которую пришлось пережить госпоже де Мертей. Так как в последние дни я ни с кем не виделась, то и не знала ничего об этом происшествии. Вот что сообщил мне о нем очевидец.

Вернувшись из деревни позавчера, в четверг, госпожа де Мертей велела отвезти себя в Итальянскую комедию, где у нее своя ложа. Она сидела в ней одна, и ей должно было показаться странным, что в течение всего вечера никто из мужчин к ней не зашел. По окончании спектакля она, по своему обыкновению, направилась в фойе, уже полное народа. Тотчас же поднялся шум, но, по-видимому, она не приняла его на свой счет. Заметив на одном диване свободное место, она уселась, но тотчас же все уже сидевшие там дамы поднялись, словно сговорившись, и оставили ее в полном одиночестве. Столь подчеркнутое проявление всеобщего негодования присутствующие мужчины встретили знаками одобрения, и ропот усилился, переходя, как говорят, даже в свист.

На ее беду, словно для того, чтобы чаша ее унижения переполнилась, господин де Преван, нигде не появлявшийся после своего приключения, в ту же минуту вошел в фойе. Едва завидев его, все, и мужчины и женщины, окружили его и стали наперерыв приветствовать, так что он был, если можно так выразиться, подведен к госпоже де Мертей публикой, сомкнувшейся вокруг них. Уверяют, что она сохранила невозмутимый вид, — словно ничего не видела и не слышала, и даже не изменилась в лице. Но я думаю, что уж это-то преувеличено. Как бы то ни было, но в таком, поистине позорном, положении она находилась до тех пор, пока не доложили, что ее карета подана, а когда она выходила, оскорбительный свист и выкрики еще усилились. Ужасно сознавать себя родственницей этой женщины. В тот же вечер господина де Превана весьма сердечно приняли в свой круг присутствовавшие тут офицеры его части, и нет сомнения, что ему скоро вернут и должность и чин. Лицо, так подробно рассказавшее мне обо всем этом, сообщило также, что на следующую ночь у госпожи де Мертей обнаружился сильный жар. Сперва полагали, что это следствие крайне мучительного положения, в котором она оказалась, но вчера вечером выяснилось, что она заболела оспой в очень злокачественной форме. Думаю, что для нее было бы истинным счастьем умереть от этой болезни. Говорят даже, что вся эта история может сильно повредить ей в процессе, который должен в ближайшее время состояться, ибо для успеха в нем ей явно потребовалась бы благосклонность тех, от кого это зависит.

Прощайте, мой дорогой и достойный друг. Я вижу, что злодеи несут в данном случае кару, но не нахожу ни малейшего утешения для их несчастных жертв.

Париж, 18 декабря 17…

Письмо 174

От кавалера Дансени к госпоже де Розмонд

Вы совершенно правы, сударыня, и, разумеется, поскольку это зависит от меня, я не откажу вам ни в чем, что вы почитаете для себя важным. В пакете, который я сейчас имею честь вам препроводить, находятся все письма мадемуазель де Воланж. Если вы их прочтете, то, может быть, у вас вызовет удивление, каким образом в одном существе могут сочетаться столько простодушия и столько вероломства. Во всяком случае, именно это поразило меня, когда я в последний раз перечитывал эти письма.

Но прежде всего можно ли удержаться от самого гневного возмущения госпожой де Мертей, когда вспомнишь, с каким гнусным удовольствием она не щадила усилий, чтобы злоупотребить всей этой невинностью и простодушием?