Опасные выборы

Гуров и Крячко примерились, какой стол хорошо виден в щель из закутка, и его развернули так, чтобы допрашиваемый сидел лицом к занавеске. Наконец следователь начала допросы. Сегодня ей надо было уточнить некоторые моменты относительно условий совершения преступлений по уничтожению тел. Кто, с чьего ведома и как менял графики дежурств, систему режима доступа? Следователь должна была в результате этих сведений окончательно очертить круг причастных к преступлениям, найти новых свидетелей и новые косвенные доказательства.

Через кабинет проходили начальники смен, цехов, рабочие. Потом появился сам директор завода Балмасов. Гуров присматривался к этому человеку, прислушивался к его голосу, часто закрывая глаза. Нет, Балмасов никак не подходил. Не он беседовал с ним той ночью. И голос у Балмасова резче, и интонации иные. Нет, он типичный производственник, не отличается терпеливостью, привык, чуть что, покрикивать. Другой типаж, совсем другой.

Потом вошел заместитель начальника службы безопасности. Гуров сразу отмел и эту кандидатуру, еще до того, как парень вообще открыл рот. Высокий, костлявый, он говорил дискантом, который в минуты волнения становился еще выше. А еще он был очень шумным. Много возился на стуле, все время шаркал ногами и покашливал.

Когда парень вышел, Гуров вопросительно посмотрел на Крячко. Тот в ответ показал один палец. Еще один человек. Оперативник, который помогал следователю, о чем-то с ней пошептался и пошел к двери.

– Шацкий, – позвал он в коридоре.

В кабинете прозвучали неторопливые, но уверенные шаги, чуть шаркнул по полу стул.

– Щацкий Алексей Николаевич? – привычно начала допрос следователь. – Вы являетесь собственником борисовского завода по переработке и утилизации мусора?

– Да, я один из крупных акционеров.

Гуров насторожился. Допрашиваемый отвечал коротко, односложно, и это сыщика раздражало. Когда же следователь закончит так длинно формулировать свои вопросы и позволит этому Шацкому отвечать? Козе понятно, что главный акционер не будет связываться с такой мелочью, как уничтожение трупов и торговля квартирами бомжей. И понятно, что он ничего об этом не знал и все делалось за его спиной и спиной немецкого акционера – фирмы «Либо». Как там Крячко осадил этого Циммермана, усмехнулся Гуров, вспомнив рассказ. Напомнил про Бухенвальд?

Наконец допрос вошел в свою заключительную фазу, и когда Шацкий, наконец, заговорил, Гуров сразу узнал этот голос. Неторопливый, уверенный, снисходительный. Даже междометия и интонации совпадали в точности. Сыщик приник к щели в занавеске и посмотрел на человека, сидевшего перед следователем. Дорогой светлый костюм, белоснежная рубашка без галстука, в руках небрежно покручивает что-то вроде четок с кисточкой на конце. Очень уверенное лицо. И уверенность такая непробиваемая, как будто есть он и есть все остальные люди.

Гуров повернулся к Крячко и с улыбкой поднял вверх большой палец правой руки. Жест выглядел двусмысленным, с учетом гипса на указательном. Так изображают пистолет. Крячко состроил непонимающую гримасу. Гуров снова улыбнулся, глядя на свой гипс, показал большой палец, но теперь уже левой руки, и одними губами беззвучно прошептал:

– Он.

Пока Крячко, формально курировавший дело борисовского завода, заканчивал свои дела по результатам сегодняшних допросов, Гуров сидел в соседнем кабинете у оперативников и с наслаждением курил, старательно пуская струю дыма в потолок. Вид у него был исключительно мечтательный. Молодые оперативники, заходившие и выходившие из кабинета, делали это чуть ли не на цыпочках, с уважением поглядывая на известного сыщика.

Наконец заявился и Крячко. Одним движением брови удалил всех из кабинета и некоторое время, покачиваясь с носка на пятку, с интересом разглядывал Гурова.

– Я смотрю, безделье действует на тебя разлагающе, – заговорил он. – Сидишь, покуриваешь, в кущах каких-то витаешь. Мог бы и пособить!

– Лучшая помощь – не мешать профессионалу, – философски заметил Гуров. – Ты закончил свои дела по заводу? Тогда садись и будем думать.

– Давай, – вздохнул Крячко, который понял, что «думать» они сейчас будут в излюбленной гуровской форме. Крячко начнет излагать имеющиеся факты и уже сформулированные на их основе выводы, а Гуров начнет критиковать и скептически их обмусоливать. В итоге получалось что-то вроде мозгового штурма и часто удавалось немного по-новому посмотреть на то, что казалось уже ясным, доказанным и не противоречивым. – Итак, мы пришли к выводу, что Финагенов и Коруль к смерти Чуканова отношения не имеют, хотя доказательств их непричастности у нас нет.

– Не спеши, Стас, – погрозил Гуров пальцем, – скептик у нас я.