Опасные земли

– О чем-нибудь говорит. Сен-Клер – хренер! Никакого Сен-Клера нету. Точно говорю, – отрезал Макс и, почуяв разочарованные расспросы, добавил: – На том участке наступала группа фон Клейста. XXIII корпус, 56-я пехотная дивизия, если быть точным. Я залез в один английский архив, там сохранились любопытные доклады из этой дивизии. Якобы у них там рота за ротой пропал целый батальон! Высылают разведку – разведка не возвращается. Фронт наступает, ждать некогда, за такие дела могли и голову снять – пошли вперед, вышли на оперативный рубеж, а от батальона осталась тыловая рота со всякими кухнями, и все. Куда делись остальные – до сих пор никто не знает. Если интересно, могу выслать сканы документов. Ты ж на фашистском языке читаешь?

– Читаю. Высылай, – коротко ответил Ровный.

– Ну и хорошо. С тебя причитается.

– А что за архив? – спросил антиквар.

– Все тебе расскажи. Частный архив. Короче, с тебя полста евро за беспокойство. Замечания, предложения?

– Заметано.

Макс, если бы не его бескорыстная любовь с деньгам, – тоже хороший человек. Нужна информация? Плати денюжку и пользуйся. Сидорчук не считал нужным выспрашивать, для чего, из-за чего и почему возник тот или иной вопрос. Зато отвечал быстро и без запинки.

Голова болела свинцово.

К вечеру сделалось только хуже.

Ровный заглотил на обед сразу две таблетки кетанова, понимая, что с такой башкой понятие «аппетит» превращается в философскую абстракцию.

Немного покорпев над переводом, он позвонил Петухову.

Уточнили завтрашние планы, потом Петухов долго ругался, как ему досталось за поздний звонок от жены, на что Ровный подначил того, что досталось вовсе не за звонок, а за то, что жена спалила порнуху на компьютере, а бывший сержант послал приятеля на хер.

Словом, нормальная такая беседа.

– Слушай, Артем, у тебя сколько дней лежали те бумажки?

– Которые теперь у тебя?

– Они самые.

– А что?

– Просто спрашиваю! Сколько?

– Да ни сколько. Я их забрал у торчикозника и сразу тебе, того, отдал. Так в чем дело, Кира?

– Хотел тебя спросить… – Ровный замялся, не зная, как бы половчее сформулировать свои смутные страхи, не страхи даже – сомнения.

Потому что все его дикое ночное приключение казалось теперь дурным сном.

– Ну? – подбодрил Петухов.

– В общем, Тема, с тобой не случалось ничего странного с тех пор, как ты взялся работать с нашими документами? Вот честно?

– Честно?

– Да.

– Лечиться тебе надо, если честно. И завязывать бухать на ночь.

– Интересно, почему ты вспомнил про ночь?

– Да потому что ты, как обычно, поди, натрескался «конины», а потом кошмарики ловил по всей квартире!

– Артем, – настойчиво повторил Ровный, – почему ты заговорил про ночь?

– Да пошел ты! – универсально свернул разговор Петухов.

Пришлось идти. А куда деваться?

Глава 4 Рыцарь

Июнь салютовал войску графа Шароле небывалой жарой. Дозор превращался в пытку, потому что к доспехам было не прикоснуться – на шлемах казалось вмоготу жарить перепелов или иную мелкую птаху.

Многоопытные ветераны ухмылялись в усы, говоря обязательное «молодо-зелено», а также вспоминали горячие дела в Италии или в Испании, а то и в Африке, где довелось побывать бастарду Антуану. Жарища там не чета здешней! Тут что? Ерунда, слегка печет, а вот там – там ого-го!

А уж для турка или мавра солнце – верный союзник, доброму же христианскому рыцарю – лютый враг. И ничего, воевали, не то что нынешнее племя! И так далее, обычный стариковский репертуар.

Ветераны боролись с собственными шлемами, оборачивая их белым шелком, чтобы не так грелись. Молодежь поступала проще – вовсе не отягчала головы ненужным железом. Заступают в дозор, все красуются в открытых салдах или стальных шляпах, которые были бы приличны лучникам, но никак не тяжелой кавалерии. Через полчаса весь этот реквизит болтается притороченный к седлу или вовсе сброшен на пажеское попечение – на голове берет, перья, позолоченные бейджи – красота и легкость!

Кирасами себя утруждали лишь единицы, потому как тяжело, жарко и неизящно. Последний факт вызывал потоки брюзжания и заслуженных упреков в излишней нежности с ветеранской стороны. Непорядок! То ли дело было во времена Жанны-Девственницы!

Но старичье, оказывается, зря кряхтело и жаловалось.

Как только граф Шароле выступил в поход, города на реке Сомма пали к ножкам, сдались на милость, словом, открыли ворота.

Гийом де Конте, с самого начала настроенный скептически, шепнул другу Жерару, чтобы тот не очень задирал нос, потому что бюргерам решительно плевать, кто стрижет с них лихву: что король, что герцог – все едино, лишь бы та лихва до живого мяса не добиралась. Пока герцог добрый – будут подчиняться герцогу, так как воевать им решительно не с руки.

– Если этим горожанам прищемить хвост, будет беда, не смотри, что такие смирные. Это они пока с ключом на подушечке, надо будет – поприветствуют алебардами, – сказал он напоследок.

Армия отваливала от Абвиля – последнего спорного города. Оставили гарнизон, сотню арбалетчиков для представительства и пошли на Париж.

Париж!