Опасные желания

– Забудь уже об этом, – не выдержала я. Сейчас мне было невыносимо продолжать этот разговор, пока он делает вид, будто все в порядке и ему все равно.

– Эллери… – Его тон был слишком теплым, слишком фамильярным.

– Не надо.

Уитакер вздохнул:

– Я просто… Что он там делает?

– Какая разница?

Он пожал плечами:

– Ты сказала, что корова умерла, значит, он туда не доить пошел. В огороде вроде бы все посажено, значит, инструменты ему тоже не нужны. Так что он там делает?

– У него там вещи. Все, что осталось после того, как их повозку сломали.

– Это какие, например? – не отставал Уитакер. – Что там такого, что он не может хранить это в доме?

– Да не важно. Не пытайся перевести разговор на дядю Эзру, просто чтобы не говорить о нас.

– Дядю Эзру, – повторил он со странной интонацией.

Я повернулась к нему. На мгновение мне показалось, что он сейчас протянет руки и заключит меня в объятия. Я была бы почти рада такому исходу. Мы бы обнялись, я бы передумала, и всю эту ссору можно было бы забыть. Но он не пошевелился, словно врос в землю, а в глазах у него плескалась бесконечная печаль.

– Прощай, Эллери Даунинг.

Моего ответа он ждать не стал, просто направился к соснам и скрылся в их густой тени. Я повернулась и пошла к дому, бездумно переставляя дрожащие ноги, и только у самого крыльца разрыдалась.

29

– Мы собрались здесь сегодня, чтобы почтить память Рут Энн Маллинз и предать ее останки земле, – произнес пастор Брайард, окидывая прихожан взглядом, полным печали и слез. – Мы оплакиваем ее внезапную кончину, но радуемся, зная, что ее дух освободился от земных оков и воссоединился с ее возлюбленным Стюартом в Царстве Небесном, где они будут славить нашего Господа и Спасителя во веки веков.

По всей церкви раздавались всхлипывания. Жители города утирали слезы красивыми платками, большинство которых вышила сама вдова Маллинз. Она была лучше вышивальщицей в Эмити-Фолз и проводила все свои дни, склонившись над деревянными пяльцами. Крючковатые пальцы перебирали нитки, наслаждаясь своими творениями. Ее коллекция пряжи была такой яркой и разноцветной, что швейный набор больше напоминал сундук с сокровищами. Интересно, кому он теперь достанется? Наверное, Уинтропу, хотя тот наверняка понятия не имел, что с ним делать.

В детстве я часто увязывалась за Сэмом, когда он ходил играть в дом Маллинзов. Родители Уинтропа умерли молодыми, оставив его на попечении бабушки. У него не хватало терпения на рукоделие, а она в свои семьдесят с лишним лет уже не могла гоняться за детьми. В их доме всегда звенел смех оравы соседских мальчишек, которые тянулись к Уинтропу и его бесконечным шалостям.

На другой стороне прохода раздался шорох. Саймон и Ребекка с покаянным видом заняли свои места на скамье.

– Во веки веков, – повторил пастор, который сбился с мысли, укоризненно посмотрев на опоздавших сына и невестку. – Помолимся.

Все склонили головы, когда пастор Брайард начал читать молитву, прося Господа помиловать душу старой вдовы Маллинз и принять ее на небеса. Сейди начала ерзать, я сложила ее ладошки для молитвы и, не удержавшись, покосилась на Ребекку.

Я не видела ее несколько месяцев, с тех самых пор, как они с Саймоном заявились к нам в дом и начали сыпать обвинениями. Судя по любопытным взглядам, которые на них бросали окружающие, с ней вообще никто не виделся. Широко расставленными пальцами она обхватывала возмутительно огромный живот, как будто пытаясь примять его, чтобы сделать не таким заметным. Видимо, ей непросто было выносить тяжесть чужого внимания.

По крайней мере, здесь не было Сэмюэля, который усугубил бы ее неловкость. У половины коров Джудда Абрамса начались роды, и, похоже, мой брат не устоял перед обещанными за работу деньгами. Утром Мерри сходила на ранчо и попыталась уговорить его пойти с нами на похороны. Старая вдова Маллинз всегда любила Сэмюэля, а на шестнадцатый день рождения даже подарила ему один из своих драгоценных платков: на нем были вышиты его инициалы в окружении желтых нарциссов. Сэм только презрительно фыркнул, когда Мерри предложила ему покинуть ранчо хотя бы в этот день, чтобы почтить память старушки.

После короткой проповеди пастор пригласил всех желающих поделиться воспоминаниями о покойной. Несколько стариков по очереди вышли вперед и рассказали случаи из жизни, доказывавшие, что вдова обладала добрым нравом и удивительно острым языком.

– Вы тоже должны сказать, – шепнула я Эзре.

Он сидел с другой стороны от меня и постоянно поправлял воротничок, как будто тот ему жал.

– Я все равно не знаю, что говорить.

Он снял очки и принялся протирать их, а тем временем вперед направилась Кора Шефер.

– В детстве вы с моим отцом постоянно играли у нее в доме, – сказала я Эзре, вспоминая папины рассказы о том, как они целыми днями потешались над ней, когда она еще не была вдовой. – Вы вечно подшучивали над бедной женщиной, устраивая розыгрыши, но она только смеялась. Как в тот раз, когда вы принесли ей пирог.

Эзра приподнял уголки губ, вспоминая тот случай.