Опасные желания

Эзра был прав. Это не ветка. И не ветер. По острым зубьям сосулек, свисавших с крыши, стекала вода. Капли стучали по деревянным доскам с настойчивостью метронома. От нахлынувшей надежды у меня перехватило дыхание.

Тук-тук-тук.

– Снег тает, – объяснил Эзра, хотя в этом уже не было необходимости. – Наконец-то пришла весна.

Весна

28

– Не суетись, – напомнила я.

Огромные поля папиной шляпы почти полностью скрывали лицо Мерри. Сетка так плотно окутывала ее фигуру, что даже яркое послеполуденное солнце не могло пробиться сквозь складки.

– Кажется, я что-то делаю не так. – Ее голос звучал тонко и слабо; вся эта ситуация ей явно не нравилась. – Не лучше ли будет подождать еще несколько дней?

– Сегодня наконец-то потеплело настолько, что можно открыть ульи. Нам нужно проверить, удалось ли маткам пережить зиму.

Утром я собирала яйца в курятнике, как вдруг мне на рукав села пчела и принялась чистить крылышки, будто заглянула поздороваться. Я с самой осени не видела пчел и теперь восприняла это как знак: ульи пора осмотреть. После завтрака я взяла себе в помощницы Мерри и даже разрешила ей самой выбрать себе задачу: держать дымарь или доставать рамки.

– Рамки я сама не подниму, – запротестовала она.

– Значит, дымарь твой.

Я была так уверена, что мы сами справимся, но теперь, видя, как она возится с металлической банкой и мехами, начала думать, не лучше ли было позвать Эзру или Томаса. Как ни странно, ни один из них не проявил интереса к пчелам. Эзра заявил, что у обоих страшная аллергия на укусы. Когда я спросила, как ему удалось вырасти в семье пасечников, он рассмеялся:

– С большой осторожностью.

– Еще немного подыми возле дна, – велела я, стараясь говорить уверенно. Я медленно досчитала до двадцати, как при мне делал папа, и подняла внутреннюю крышку.

Под ней обнаружилась гора пчел, собравшихся вокруг остатков зимних сахарных лепешек. Они доедали последние кусочки, и мое сердце переполнила радость. Этот улей не просто пережил зиму, но и, насколько я могла судить сейчас, процветал. Вооружившись зубилом, я высвободила несколько рамок и окинула их взглядом. Большинство ячеек были бледно-желтые. Их наполнял мед, сделанный из сахара, которым пчелы питались всю зиму. Кое-где виднелись темно-оранжевые соты с пыльцой и пергой. Странно было видеть, что их так мало, но зима выдалась тяжелой и длинной, и пчелы только начали снова выбираться наружу. Хотя наши поля и пустовали, по всей долине цвели цветы. Очень скоро пчелы насобирают свежей пыльцы, я в этом не сомневалась.

– Прежде чем чистить дно, давай проверим выводок, – сказала я, дрожащими руками снимая верхние отсеки.

Мерри обдала дымом нижнюю часть улья. Я проверила рамки с выводком и с радостью обнаружила запечатанные соты у внешних краев. Матка этого улья была жива и вовсю откладывала яйца. Несколько крышечек торчали из ячеек, словно разросшиеся бородавки, но в них не было ни маточного молочка, ни личинок – ничего, что указывало бы на проблемы у нынешней матки. От моей тревоги не осталось и следа. Крякнув, я подняла отсек с выводком и как можно аккуратнее отставила его в сторону. Ящик весил, наверное, не меньше сотни фунтов.

– Ой, – произнесла Мерри, окидывая взглядом дно улья, усыпанное мертвыми пчелами.

– Все в порядке, – сказала я, успокаивая не только ее, но и себя. – Не все пчелы переживают зиму, а в холодное время гробовщики не могли выносить мертвых. Мы почистим нижний отсек, а потом снова соберем улей.

Дно было усыпано восковыми крышечками, а в одном углу появился голубоватый налет. В зимние месяцы плесень не была редкостью – улей почти не проветривался, и внутри скапливалась влажность. Зрелище меня не обрадовало, но, по крайней мере, плесень появилась только на дне, где скапливался водяной осадок, и не затронула верхние рамки.

Мы принялись за работу, вытряхивая мертвых пчел и соскребая плесень. Собрав заново первый улей, мы перешли ко второму, потом к третьему, и так продолжалось, пока не осмотрели все пять. Солнце уже начало опускаться за горы, когда я с довольным вздохом накрыла последний улей, а потом сгребла Мерри в шутливые объятия и чмокнула ее в покрытую шляпой макушку.

– Мы справились, – с облегчением выдохнула я. – Помогли пчелам пережить зиму.

– Весь день трудились, дамы? – раздался голос с другого конца двора.

Мерри отодвинула край вуали, чтобы получше рассмотреть высокую фигуру, прислонившуюся к тополю.

– Уитакер! – воскликнула она, и мое сердце от радости ухнуло куда-то вниз.

Мы не видели его с самого Рождества. Глубокие сугробы и жестокие метели мешали ему нас навестить. Я очень страдала из-за вынужденной разлуки. Недаром поэты писали, что она заставляет любить сильнее. И любить, и мечтать, и тосковать, и мучиться. Но теперь он пришел. Наконец-то.

– Мне можно подойти? – спросил он, пока мы собирали инструменты. – Я не хотел потревожить пчел.