Буквально на прошлой неделе мне приснилось, что мама с папой вернулись. Я увидела их повозку в маленькое окошко на чердаке и выбежала им навстречу. В моем сне мама полностью выздоровела и на ее коже не осталось ни следа ожогов и ни единого шрама. Папа был веселый и счастливый, и ему не терпелось познакомить нас с маленьким братиком, закутанным в одеяльце Сейди. Но когда папа отогнул край одеяла, я увидела, что в уютном коконе лежит жуткое создание.
Его голова напоминала уродливую луковицу и была слишком большой для такого маленького тельца. Он казался слишком мягким, как будто кости у него так и не сформировались, а кожа с трудом удерживала в себе всю тяжесть внутренностей. На лице торчали странные шишки, будто зубы, которые вот-вот прорежутся прямо сквозь округлые детские щеки. Но что хуже всего, наш братик смотрел на мир горящими серебряными глазами.
– Я хочу есть! – крикнула с лестницы Сейди.
– Иди сюда, выпьем чаю.
Она вошла в комнату, громко топая.
– Меня уже тошнит от чая.
Сейди завернулась в одно из одеял, взятых с кровати, точно в кокон. Ее глаза поблескивали в глубине темных складок. Это настолько напоминало мой кошмар, что у меня по спине побежали мурашки.
– Можешь съесть мою порцию каши, милая, – великодушно предложила Мерри.
– Она такая же водянистая, как чай, – проворчала Сейди, плюхнувшись на пол возле очага. – Меня тошнит от зимы.
– Не лезь с одеялом в огонь, – сказала я. – Нам только нового пожара не хватало.
Сейди поправила одеяло и нехотя приняла из моих рук чашку чаю.
– Можно мы сегодня сходим в город?
Я на мгновение представила, как мы поковыляем через заледеневшие поля. Дорогу давно скрыли снежные заносы. Каждый раз, когда мы выходили из дома, я боялась, что мы заблудимся и замерзнем в этом бесконечном море ослепительной белизны.
– Зачем?
– Мы сто лет никого не видели. Я скучаю по подружкам.
И правда, теперь казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как Старейшины решили закрыть церковь и Дом Собрания, полагая, что проще будет переждать зиму, не выходя из дома. В теории, может, и да. Но через два месяца затворничества мы уже готовы были лезть на стенку.
Сейди потерла глаза.
– Уф-ф, опять этот звук! Что это такое?
– Эллери думает, что это ветка стучит по крыше, – ответила Мерри, допивая остатки чая. Она с тоской уставилась на банку с мятой, но потом решительно отставила чашку. – Пожалуй, нам не помешает пополнить запасы дров.
Я мрачно кивнула. В начале зимы мы слишком щедро расходовали дрова, и теперь наш сарай опустел почти так же, как кладовка. Рано или поздно нам пришлось бы отправиться к лесу в поисках поваленных деревьев, но пока нас не выпускали из дома кусачие морозы. А зиме все не было конца.
– Кто там?
Мой взгляд невольно метнулся к каминной полке, но папа увез ружье с собой. Тогда это показалось логичным решением, но теперь, когда мы уже много месяцев не могли ни пойти на охоту, ни защититься, мои нервы совсем истрепались, и любая неизвестность вызывала у меня тревогу.
Дверь распахнулась, и в проеме возникла высокая фигура, источая запах потрохов и железа. Мы вскрикнули. Эзра поднял руки в успокаивающем жесте, но его ладони были покрыты темно-красной кровью.
– Что с вами случилось? – выдавила я.
– Разбирался с Бесси, – ответил тот, снимая куртку, и нахмурился, заметив пятно крови на рубашке.
Сейди побледнела.
– Точно. Спасибо, – сказала я, вдруг вспомнив, что вчера он обещал помочь. Я помотала головой, пытаясь сосредоточиться. В последнее время я слишком многое забывала. – По крайней мере, на ужин будет говядина.
У меня в животе заурчало, и я, мучаясь чувством вины, прогнала от себя воспоминания о кротких глазах нашей коровы. Мерри засуетилась, наливая дяде чашку чая.
– По крыше дома стучит ветка, – сообщила я, чувствуя себя так, будто все время повторяю одно и то же.
– Правда? – удивился дядя. Он сделал слишком большой глоток и поморщился – горячая вода обожгла ему язык.
– Вы разве не слышите?
Эзра склонил голову набок, внимательно прислушиваясь к размеренному стуку, разносившемуся по дому. В уголках его глаз появились морщинки, и он рассмеялся.
– Что смешного? – поинтересовалась Сейди, сердито нахмурившись.
– Это не дерево. Неужели вы, глупышки, даже за окно сегодня не выглядывали?
Словно ленивое стадо овец, мы побрели на крыльцо, кутаясь в одеяла и куртки.
– Видите? – спросил Эзра.
Я уставилась на улицу. Утренний свет слабо серебрил заснеженные поля. Во дворе все сверкало. Я залюбовалась, но потом заметила кровавые следы Эзры, запятнавшие чистоту снега.
– Ничего не вижу, – призналась я.
– Да вот же. – Он указал на козырек крыльца.