Опасный флирт

Не было любви, все чистый обман, чтобы расколоть меня. Однако времени на горькие размышления не оставалось. Сноуду не придется долго возиться с каретой. Единственная надежда была, что Банни успеет прийти до его возвращения. А что, если он не придет?

Если он подумал, что я специально облила его водой с балкона? Он мог подумать, что я в нем не нуждаюсь. Нужно было действовать, я начала с веревок, которыми скручены были руки. Веревка была не очень толстая, но обернута вокруг запястьев несколько раз. За спиной был край острого камня. Это был отбитый кусок колонны, которая поддерживала крышу.

Я стала яростно распиливать об этот острый выступ веревку. Вместе с веревкой царапала кожу, но выхода не было. Наконец, один слой веревки распилился, я продолжала работу. Спустя несколько минут, удалось освободить одну руку, потом вторую, после чего я смогла развязать галстук, душивший меня. Сделав несколько глубоких вдохов, почувствовала себя лучше.

Труднее всего было освободить от веревок ноги: узлы были очень крепкими, а ничего режущего в пределах досягаемости не находилось. С трудом сбросила туфли, и, наконец, вытащила ступни. Освободившись, бросилась к двери, но она оказалась запертой снаружи.

Сноуд все предусмотрел! Фарфилд забрал мой пистолет, так, что, когда они вернутся, я даже не смогу оказать сопротивления. Единственная возможность спастись представлялась, если перелезть через карниз и по веревке спуститься вниз. Если повезет, я увижу Банни, он мне поможет.

Я подбежала к краю балкона и стала выглядываться в темноту. Туман мешал, но мне казалось, что Банни внизу не было.

Карниз галереи был украшен лепными фигурами, которые очень удобно поддерживали ноги во время спуска, а руками можно было крепко держаться за выступы. Сноуд тоже так спускался, с помощью веревки. Так по выступам можно было добраться до балкона, примыкавшего к спальне папа этажом ниже.

Если удача улыбнется, я окажусь на балконе и пройду через спальню в дом. Нужно было найти толстую веревку, но в темноте мне это никак не удавалось.

Та, которой меня привязали, была слишком тонка и не выдержала бы моего веса. Если бы я упала, то неминуемо разбилась бы о камни и скалистые выступы внизу. Но остаться тоже означало неминуемую гибель.

Вдруг меня осенило. Веревку, достаточно прочную можно было сделать из моей крепкой и широкой полотняной рубашки и платья. В любом случае одежду надо было снять – она могла помешать.

О стыде я не думала. Раздевшись до самого нижнего белья, даже сняв чулки, я положила одежду на край карниза и выглянула вниз, потом потрогала ногой верхнюю фигуру орнамента, чтобы проверить ее надежность.

Смотреть вниз не следовало, меня испугала высота, в случае неудачи от меня бы ничего не осталось. Я стала сомневаться, хватит ли решимости осуществить побег.

Пока я так стояла в нерешительности, раздался звук поворачиваемого в замке ключа.

Вернулся Сноуд, а я даже не начала мастерить веревку. В панике я оглядела голубятню, нужно было срочно спрятаться и спрятать одежду.

Едва отдавая себе отчет в своих действиях, я сбросила одежду вниз и побежала к противоположной стене, ища, где бы укрыться.

Лучшее, что мне пришло в голову в этой спешке, было скрыться за гнездами, прижавшись плотно к стене между карнизом и шестом в самом дальнем конце голубятни. Там меня, по крайней мере, не сразу заметят. Сноуд и Фарфилд пришли вместе.

– До утра он пробудет там, и не будет мешаться под ногами, – говорил Фарфилд, входя. Видимо, снова относилась к Банни, который был ему поручен. Я заключила, что на какое-то время Банни выведен из рабочего состояния, хотя было не совсем ясно, имеется в виду живой Банни или его труп.

Они остановились у шеста, совсем близко от меня. Если бы они прислушались, то услышали бы мое дыхание и биение сердца, так как стояла полная тишина, даже голуби не издавали ни звука. Вдруг Фарфилд закричал:

– Она сбежала!

– Это невозможно. Осмотрите все вокруг.

Кровь застыла у меня в жилах. И как это я совершила такую оплошность, оставила на столе пистолет?! Должно же быть что-то, что можно использовать как оружие. Сноуд подбежал к дереву и распахнул дверцы шкафа. Голуби связали этот звук с кормежкой и забеспокоились. Сноуд, не обнаружив меня в шкафу, снова подбежал к веревкам, которыми я была привязана к столбу.

Если бы он был менее сосредоточен, он бы заметил меня. Мое белое нижнее белье и незагорелая кожа отчетливо выделялись в темноте на фоне голубиных гнезд. Спасение пришло от Фарфилда.

– О, Господи! – воскликнул он в ужасе. – Мы убили ее. Она прыгнула вниз.

Он, вероятно, разглядел мою одежду под балконом. В тумане трудно было разобрать, есть там тело или нет. Сноуд стоял, как громом пораженный. Такое выражение ужаса, должно быть, было у жены Лота, когда муж на ее глазах превратился в соляной столб. Он стоял неподвижно с открытым ртом, не произнося ни звука.

– Посмотрите вниз, – возбужденно кричал Фарфилд. Она не двигается. От такого падения она не оправится. Сноуд кинулся к карнизу. Звук, похожий на страшное рыдание, вырвался из его труди.