Опасный лаборант

Муромцева накрыло. По сравнению с телепатической атакой амфибии мощь бактериального мата была подобна взрыву авиабомбы. Лаборант вскочил, ринулся за борт, но удержали наручники. Он повис на цепи, тщась перевалиться через планшир, не дотягивая всего чуть-чуть. Длины руки не хватило, и он старался растянуть её как резиновую. Неистово хотелось нырнуть вниз головой и грести-грести-грести на глубину, погружаясь в пучину до самого дна. Денис завыл от отчаяния, он драл из браслета кисть, срывая кожу, но никак не мог сжать кости и протиснуться в стальное кольцо.

Шибануло по ступням. Наваждение исчезло, Денис без сил повалился на палубу. Снизу ударило снова. Муромцев лежал, обмякнув как тряпка. Из тела словно вынули кости. Не было ни желания двинуться, ни даже вздохнуть. Он мог только смотреть перед собой. Видел палубные доски, железную стенку фальшборта. Чуть погодя взгляд сам собой переместился на ют. Третья чёрная бочка лежала в лотке. Белый пенистый след от винтов расходился за кормой. Шхуна шла, предоставленная самой себе. Казалось, в мире сделалось поразительно тихо, только в ушах толкается с шипением кровь, а больше ничего на свете нет. Оно где-то было, но Денис его не воспринимал. А вот живого ничего не осталось. Муромцев видел пустую палубу. Инженер минно-взрывного дела и помогавшие ему негры исчезли.

* * *

Гафельная шхуна «Black polar fox» шла под парусами к западному берегу Африки, удаляясь от растревоженного района активности пришельцев и бросив на произвол судьбы яхту с неполным экипажем.

– Для нас наступило время сугубых обстоятельств, – глухо сказал Казаков, он сидел, ссутулившись, сцепленные кулаки опустил между коленей. – Надо держаться. При этом вести себя осмотрительно. Больше никаких эксцессов, Денис, слышите? Капитан сказал, что за следующую выходку нас расстреляют.

Коллеги расположились на его койке в матросском кубрике в жилом трюме на корме. Пленных учёных поселили с неграми, чтобы осваивались в команде и не могли сговориться. Сенегальцы, ходившие несколько лет на «Чёрном песце», понимали русский язык.

– Жизнь – экзамен, на который вы приходите, имея пятёрку, – вкрадчиво произнёс Смольский. – Главное, не испортить её своими ответами. Это вас, Денис, касается в первую очередь.

– Где вы, там – беда, – веско отмерил Казаков.

Услышав извращённый девиз морской пехоты, Муромцев вспыхнул, но сдержался.

«Интеллигенты», – подумал он.

– Считаете, что я приношу беду как Утопленник? – тихо возмутился лаборант.

– Беду приносит не Утопленник, беду приносите вы, Денис.

– Вы не меня бойтесь. Вы отморози бойтесь, которая тут мумба-юмбой рулит.

Кубрик тускло освещали экономичные диодные лампочки. С дальней койки поблескивали белки глаз подвахтенного матроса Уголька, тогда как самого Уголька не было видно.

– Тише, тише, – испугался Смольский.

– Чего тише-то? Что нам скрывать? Что эти макаки – человеческий негатив? Или что рулевые тут конченые твари? Так они давно за себя всё знают. Нельзя показывать слабость. Она действует как приправа, где мясное блюдо мы.

Научные сотрудники опять зашикали, а Казаков осторожно произнёс:

– Вас тут ценят только как водолаза. Ещё одна выходка…

– Выходок не будет, – жёстко сказал Денис. – А Рощину я спас. Она сейчас лежит в лазарете в гордом уединении вместо того, чтобы её насиловала вся банда. У неё теперь будет время заинтересовать пиратов ещё чем-нибудь, кроме того, что она женщина.

Жизнь на борту пиратского судна ценилась не дороже той пользы, которую человек мог принести. По оценке офицеров, естественно.

– Или за это время ещё что-нибудь поменяется, – в присутствии негров Смольский старался говорить обиняками. – Время для нас тоже ценность.

– У нас есть новый рекорд, двадцать четыре часа без ЧП, – с оптимизмом сказал Казаков.

Муромцев схватился за голову.

– Хороший показатель для нашей экспедиции, – заключил Смольский.

– Давайте так держать.

* * *

Ксенофунгелл убрали далеко в трюм, чтобы их запах не вызывал на откровенность и не провоцировал конфликты. Весь награбленный лут перешёл в распоряжение экипажа. Видя в чужих руках свои вещи, учёные старались помалкивать. Чёрные как смоль сенегальские пираты не вызывали желания пообщаться. Картину слегка разбавлял Миксер, да ещё Ганс, но кок в кубрике не появлялся. В рубке рядом с камбузом находилась койка его и помощника кока, чтобы не удалялись от своего места на корабле.