Юнг. Могу только порадоваться, что хотя бы в этом отношении наш краткий сеанс психоанализа оказался для вас продуктивным.
Фрейд. Не думаю, что в этом есть ваша заслуга.
В его тоне сквозит ледяная безапелляционность; от этого Юнг на мгновение умолкает. Когда к нему возвращается дар речи, его слова звучат столь же холодно.
Юнг. Вы никогда в жизни не признавали чужие заслуги, верно?
Фрейд. Не понимаю, к чему вы клоните.
Юнг. Я разгадал вашу игру. Со своими единомышленниками вы обращаетесь как с пациентами: когда необходимо кого-то похвалить, вы преподносите похвалу под видом легкого осуждения, но уж когда есть возможность упрекнуть, ваши упреки выливаются в самое разрушительное презрение. Вы всегда недооценивали мою работу, смотрели на меня свысока. Вещали с амвона, держа всех остальных за неразумных детей, чтобы не оставить им ничего другого, кроме как пресмыкаться перед вами или примитивно насаждать вашу линию, пока вы будете с непогрешимым отеческим видом восседать на вершине. Вы кичитесь широтой своих взглядов, а сами готовы низвергнуть в преисподнюю любого, кто выскажет хотя бы робкое несогласие. Потому-то никто и не смеет дернуть вас за бороду и сказать: «На себя погляди, а потом уж решай, кто из нас невротик!»
Я говорю это как друг.
Фрейд. Тогда избави меня боже от врагов.
Юнг. Хотя тот случай в Кройцлингене должен был бы мне ясно показать, что вы больше не считаете меня своим другом.
Фрейд. Опять вы за свое!
Юнг. Приехать в город, что в двадцати минутах от Цюриха, и не сделать ни малейшей попытки со мной увидеться!
Фрейд. Я же вам написал, сообщил о своем приезде.
Юнг. И приурочили получение мною этого письма к своему отъезду.
Фрейд. Откуда мне было знать, что вы проводите выходные на природе?
Юнг. Да вы и не собирались ко мне приезжать!
Фрейд. Зато вам ничто не мешало ко мне приехать.
Юнг. Чтобы сорвать вашу встречу с новым почитателем?
Фрейд. Да у этого человека рак! Потому я и торопился его повидать.
Юнг. Это отговорки. Если помните, когда я предложил вам спуститься на один лестничный пролет, чтобы засвидетельствовать уважение господину директору клиники, вы отказались. Да еще добавили: пусть, мол, делает собственные выводы. Он тогда сделал выводы, а теперь и я могу сделать свои!
Фрейд сдерживается, чтобы не взорваться. Ему стоит неимоверных усилий сохранять спокойствие.
Фрейд. Давайте вернемся к нашей непосредственной дискуссии. Отправной точкой, если помните, послужило мое признание того факта, что эти обмороки, скорее всего, являются следствием какого-то неразрешенного невроза; мне казалось, все психоаналитики сходятся во мнении, что в небольших неврозах нет ничего постыдного. Но вот передо мной стоит такой человек, как вы, который позволяет себе совершенно аномальное поведение, а потом во все горло кричит, насколько он нормален, и вот это уже внушает довольно серьезные опасения. Вы сами хоть на минуту задумывались о своем заболевании?
Юнг. С нетерпением жду вашего диагноза.
Фрейд. Вряд ли вы согласитесь с каким бы то ни было диагнозом, если он будет поставлен мною. Рекомендую обсудить вашу проблему с какой-нибудь доверенной пациенткой. Из числа тех, с которыми вы установили контакт на более интимном уровне.
А теперь сделайте одолжение, избавьте меня от своего присутствия.
Юнг. Я не позволю…
Фрейд. Вон!
И считайте себя свободным.
Юнг останавливается, но не оборачивается.
Юнг. Как вы сказали?
Фрейд. Не трудитесь изображать из себя друга.
Наши отношения давно висят на ниточке; более того, эта ниточка сплетена в основном из прошлых разочарований. Разорвав ее, мы ничего не потеряем. Уверен, вы с этим согласитесь.
Юнг всеми силами старается сохранять равновесие, но, когда он заговаривает, голос его дрожит.
Юнг. Отлично. «Дальше — тишина».