Опасный метод

(Верлен приближается к Рембо и берет его за плечо.)

Прекрати.

(Молчание.)

Значит, Бог оказался неважной заменой Матильде и мне, поскольку Он лишен некоторых осязаемых преимуществ.

Верлен. Оставь; мои грехи — это дело моей совести.

Рембо. Можно подумать, она у тебя есть.

Верлен. А тебе-то что?

Рембо. Да то, что я ненавижу твою презренную слабость.

Верлен. Как по-твоему, переступить через свою совесть — это слабость? Или сила?

Рембо. Не смеши.

Молчание.

Верлен. Не вижу противоречия между любовью к Богу и любовью к тебе.

Рембо. Пора собираться в обратный путь.

Верлен. Нет, послушай, я сидел в камере и думал, как много во мне любви, как мы могли бы быть счастливы, это ведь несложно, это самое простое, что есть в мире, разве не так?

Рембо. Однако у нас с тобой ничего не получилось. И у каждого из нас по отдельности тоже ничего не получится.

Верлен. Нет, получится. Почему ты так настроен? Почему у тебя такие деструктивные мысли?

Рембо. Наверное, потому, что у меня не осталось к тебе сочувствия.

Верлен. Но хоть какие-то чувства остались?

Рембо. Только легкое презрение.

Верлен. Как ты переменчив! Разве такое возможно?

Рембо. Не знаю.

Верлен. Я хотел, чтобы мы уехали вместе.

Рембо. Понятно.

Верлен. Чем собираешься заняться?

Рембо. Собираюсь закончить курс немецкого языка. А потом уеду из Европы. Один.

Верлен. А как же я?

Рембо. Придется тебе тоже уехать и кого-нибудь себе найти.

Верлен. Я не смогу. Сжалься.

(Обнимает Рембо.)

Прошу тебя.

Рембо. Отпусти.

(Верлен вцепляется в него. Рембо говорит — как и на протяжении всей последней части диалога — нескрываемо-скучающим тоном.)

Отпусти.

Верлен. Умоляю.

Рембо с размаху бьет Верлена, отчего тот впадает в ступор. Продолжает бить размеренно и методично, пока Верлен не оседает на землю бесформенной кучей. Рембо почти нежно ставит его на ноги и недолго смотрит ему в глаза.

Рембо (негромко). Прощай. (Уходит.)

Занавес.

СЦЕНА 6

Кафе в Париже; 19 февраля 1892 года.

День близится к вечеру; в дешевом кафе немноголюдно. Входит Верлен. Ему уже сорок семь, но выглядит он гораздо старше — как оживший корабль-скиталец. Его добротная одежда (примерно такого же фасона, как в начале первого действия) выглядит поношенной и неказистой. Он опирается на трость и сильно хромает, приволакивая левую ногу. Его сопровождает пятидесятилетняя Эжени Кранц, полуотставная проститутка. Ее говор звучит грубой пародией на речь Рембо.

Верлен. Добрый вечер.

(Пара невнятных ответов. Верлен и Эжени занимают столик.)

Абсент, будьте любезны. Два.

(Буфетчик за стойкой кивает и наполняет рюмки.)

Боже, как я устал.

Эжени (хмыкает). Немудрено.

Верлен. Как ты хороша, Эжени.

Эжени. Я знаю. (Пронзительно хохочет.) Верлен. Не верь никому, кто скажет, что это не так. Если я считаю, что ты хороша, значит, ты хороша.

Буфетчик подает спиртное.

Буфетчик. Сегодня вас тут спрашивали, мсье Верлен.

Верлен. Кто?

Буфетчик. Молодая дама. Не назвалась. Верлен. Молодая?

Буфетчик. Ну, лет тридцати с небольшим, на мой взгляд. Уж так хотела вас увидеть; я позволил себе сказать, что вы непременно будете у нас ближе к вечеру, и она обещала зайти попозже. Якобы у нее важное дело.

Верлен. Благодарю вас.

(Буфетчик собирается отойти.)

Минуточку… Как она выглядела?

Буфетчик. А знаете, мсье, неплохо, очень даже неплохо.

Верлен. Спасибо.

Молчание.

Эжени. Кто такая?

Верлен. А?

Эжени. Кто такая?

Верлен. Откуда мне знать?

Эжени. Я сперва подумала — Эстер, но нет, слишком молода. Наверное, не она.

Верлен. Я же тебе говорил, что не виделся с Эстер после выписки из больницы.

Эжени. Мало ли что ты говорил! Кто такая? Верлен. Понятия не имею.

(Молчание.)

Наверное, по делу.

Эжени. Знаем мы эти дела.